— Ну почему же, травкой исцелялись испокон веков, это вовсе не шутка, а, как и алкоголь, вполне действенная и подчас благословенная штука. У нас в Израиле марихуану вот-вот объявят лекарством. У меня есть друг, писатель, который с юности курит гашиш. И на полном серьезе уверял меня, что без этого настоящего вдохновения не бывает. Советовал: «Ты попробуй!» Что касается поиска готовых рецептов, особенно «у писателей да философов», мне вспомнились слова старой советской песни: «Не кочегары мы, не плотники, да!» Философ и писатель — персоны, занятые настолько разными делами, что их даже через запятую перечислять нельзя. Философ развинчивает мир на составные части; писатель создает вселенную. Набоков считал, что литература не занимается «страданиями угнетенных», «большими идеями» и прочим вздором, что она (передаю по смыслу, не помню дословно) творит миры, где на таинственной глубине проплывают тени затонувших кораблей. Флобер писал, что в литературе из формы рождается идея (не наоборот!), а блистательный английский писатель Лоренс Даррелл (тут запомнила буквально): «Роман есть акт гадания на кишках, а не отчет о матче в городки на первенство деревни». Готовые рецепты литературу убивают, а философия вся состоит из рецептов определенного человека, строящего собственную систему. И никакой писатель не властитель дум, эту глупость тоже надо забыть. Он властвует лишь над своими фантазиями, тенями в придуманном театре. Возьмите великого Толстого, перед которым преклоняюсь. Все его трактаты, рассуждения о мироустройстве не стоят, как говорил Чехов, лошадки из «Холстомера». Так и есть! Писатель не должен философствовать, он — волшебник, фокусник, его задача создавать свои миры. По поводу же того, что «серьезно отвечаю»... Помилуйте, но у вас ведь и вопросы — не кот чихнул. К тому же я Дева по гороскопу.
— С травкой как-то не пришлось, руки не дошли. Даже обычные сигареты никогда не курила, я астматик. Алкоголь не очень люблю… Ну немного вина, возможно, иногда хорошего пива. Что касается идеи пробовать только лучшее… Для писателя это необязательно. Необязательно лучшее, и даже пробовать необязательно. У писателя должен быть в наличии мощный орган чувств: воображение. И тогда неважно, пробовала ли я наркотики. Если мне где-то надо будет изобразить наркомана в ломке, сделаю это «в служебном порядке». Воображение плюс детальная осведомленность, что сегодня тоже не является проблемой.
— О, ну это — любимое дело! В молодости так прямо давила регулярная тоска, сейчас чуток отпустило, научилась понимать механизмы природы индивидуальности творчества и каждого отдельного текста. Хотя бывает… Я же, как любой «человек книги», порабощена письменностью вообще, погружена в это месиво, в стихию — неважно, кто создатель того или другого озера-океана. Влюбленность… сейчас для меня это уже слишком сильное слово. Скорее, восхищение тем или другим отрывком, фразой, деталью… Восхищение мастерством. Когда сама пишу, стараюсь чужую прозу не читать, лишь то, что относится к предмету моей работы либо совпадает с ней по тональности. Набоков очень помогает, Бунин, Чехов. Предварю следующий, вытекающий из этого вопрос: кем из современных писателей в последнее время восхищалась, в какую книгу влюблялась. На эти вопросы не отвечаю. У меня куча приятелей-коллег-писателей. Земля не перестает рожать таланты, но назвать кого-то, выделить что-то и не отметить другое… Всегда этого избегаю.