А. А.: Так это в нем силы, а во мне-то что? Я живу так, как будто Бога нет. Я пытаюсь жить так, как будто Бога нет.
А. А.: Диакон Кураев однажды рассказывал, как он разговаривал с одним мальчиком молодым, вдвое его моложе. Тот ему говорит: слушай, Андрей, ты живешь очень легко, наверное. Смотри, я молодой, а у меня вся голова седая, а ты намного старше, а у тебя седины нет. Кураев говорит: а ты сам виноват, потому что ты все вопросы пытаешься сам решать, а я, когда меня жизнь доводит до тупика, поднимаю глаза к небу и говорю: Господи, ты меня привел в эту Церковь, ты с этой своей патриархией сам и разбирайся.
А. А.: Ну, с гордыней и у меня полный порядок. Но могу сказать точно: у меня нет ощущения, что все, хорошее или дурное, я делаю сам, но нет и самоуничижения — мол, я тут совершенно ни при чем...
А. А.: Я был неверующим. Неверующим тяжелее. Атеист живет один. И ему жить — как сказать? — не то что страшно, а уж очень ответственно.
А. А.: Еще в классе, наверное, восьмом или девятом меня стала преследовать одна простая мысль, что человек ничего придумать не может. Все, что есть вокруг, подсмотрено в природе.
А. А.: Колесо, да. Как способ передвижения. Хотя идея движения все равно в природе. Формы — да, наши, а сама идея, что надо передвигаться, вовсе даже не наша. Все в природе. Но есть одна идея, которая совершенно в природе не просматривается: это идея Бога.
А. А.: В человеке есть. Размышление на эту тему привело меня, как сейчас бы сказали, в когнитивный диссонанс между тем, чему меня учили, и тем, что я сам понял. В то время я ходил в литературный кружок во Дворец пионеров, и наша преподавательница Зинаида Николаевна, очень хорошая, ни слова не говоря о Боге, все время выводила на те вещи, которые превосходят человека. Мы всегда к этой грани подходили через творчество, маленькое, но творчество, и там останавливались. А потом, уже дойдя до каких-то серьезных вещей, уже на первых курсах, я пришел к ней поговорить, и она мне прямо сказала, что верующая. Дальше свела с моим будущим крестным, который меня стал водить в храм Илии Пророка в Обыденском…
А. А.: Я бы знак равенства не поставил, но знак приблизительного равенства — да.
А. А.: Да, конечно, очень сильно. Но есть и утешительное. Вот, например, в России появилась такая невероятная прежде фигура, как бедный епископ. У нас же не было бедных епископов. Что такое епископ — святой мученик, знаем, а что такое бедный епископ? Не знаем… Появились очень хорошие молодые епископы, которых я знаю…
А. А.: Самое главное, это абсолютно даже не антицерковно, это антирелигиозно. Что значит «распустим Церковь, исправим Церковь»? Значит, понимания, что такое Церковь как тело Христово, нет. Даже не приходит в голову.
А. А.: Я пробовал. Ничего хорошего не получается. А попробуй что-нибудь хорошее сказать о либералах в церковной среде… Там ведь есть такие, при которых нельзя сказать, например, что какой-нибудь иноверец — приличный человек. Гореть ему в аду, и весь разговор.
А. А.: К счастью, и не мы.
А. А.: Я по-другому не умею. Он меня таким сделал.