Итоги № 14 (2013)

Завтра у девятилетнего Саши Зайчика важный день: он должен стать пионером, причем галстук ему самому и его одноклассникам повяжет не кто-нибудь, а Сашин папа — настоящий коммунист и герой органов, лично разоблачивший не один десяток вредителей. На дворе 1937 год, ночью папу арестуют, а сам Саша на торжественной линейке, неловко махнув знаменем дружины, случайно отобьет нос у бюста Великого Вождя и Учителя... Любой человек, захвативший обличительную эпоху 80—90-х годов, читал немало подобных историй, а потому отлично знает, к чему ведут такие зачины, и едва ли будет сильно впечатлен. Но вышедшая на днях повесть театрального художника Евгения Ельчина (он же выступил и в роли иллюстратора) «Сталинский нос» рассчитана на детей младшего и среднего школьного возраста, ровесников злополучного Саши... Историческая трагедия таким образом перемещается из области взрослой рефлексии в поле детского осмысления, восприятия и — в перспективе — обсуждения. Книга Ельчина не без оснований претендует на звание первой детской книги о сталинизме и репрессиях. Однако она продолжает и развивает более широкий тренд.

Тенденция, предписывающая посредством художественной литературы как можно раньше включать детей в контекст взрослых проблем, сюжетов и отношений, зародилась несколько лет назад и с тех пор только набирает авторитет среди вдумчивых родителей. У этого процесса есть несколько возможных объяснений. Так, по мнению Юлии Загачин, директора издательства «Розовый жираф» (именно там вышел «Сталинский нос»), это результат общего увеличения количества детских книг по сравнению с катастрофическим провалом 90-х годов. «Появление книг на так называемые трудные темы — это логичное следствие того, что книг вообще стало больше, — полагает издатель. — У юного читателя появляется выбор, и он закономерным образом хочет читать в том числе и о тех проблемах, которые переживаются в жизни». По мнению педагога и переводчика детской литературы Ольги Варшавер, интерес детских авторов к «недетским темам» связан в первую очередь с тем, что окружающая жизнь становится все более жесткой: «Пропасть между литературой и жизнью все заметнее, и мудрые люди ее не углубляют, а перекидывают какие-то мостки, готовят детей к встрече с реальностью».

А вот с точки зрения психологии никаких «тяжелых» или «страшных» для детского восприятия тем в принципе не существует — есть лишь темы, на которые трудно говорить самим взрослым, да недетские методы их подачи. «Представления ребенка о «страшном» или «запретном» — это культурный конструкт. Младенец на рефлекторном уровне боится буквально нескольких вещей — например, черно-оранжевых полосок в окрасе животных, — рассказывает семейный психотерапевт Екатерина Кадиева. — Про все остальные страхи он узнает от нас, взрослых. Поэтому нет ничего страшного или вредного в том, чтобы говорить с ребенком на «страшные» или «неудобные» темы — такие, как, например, смерть. Главное в этом разговоре не перегружать ребенка собственными негативными эмоциями и страхами, избегать излишних подробностей, стараться делать это в доступной и комфортной для него форме».

Секс, наркотики, рок-н-ролл

Тем, о которых не принято сегодня говорить в книгах с детьми, практически не осталось. Застрельщиками выступили скандинавы. Опираясь на традицию, восходящую еще к прозе Астрид Линдгрен, они начали одну за другой выдавать детские книги, повествующие о вещах сугубо недетских. Писательница и художник-иллюстратор Пернилла Стальфельт решилась поговорить с детьми трех — пяти лет о смерти («Книга о смерти»), о любви во всем ее многообразии («Книга о любви»), а также о толерантности и различиях между людьми («Одного поля ягоды»). Катерина Януш и Мерви Линдман взялись ответить на краеугольный вопрос «Откуда берутся дети?» — их иллюстрированная книга «Как я появился на свет» остается безусловным бестселлером на протяжении восьми лет. Мария Парр в повестях «Тоня Глиммердал» и «Вафельное сердце» осмелилась достаточно жестко и прямо говорить с детьми о смерти близких и переживании утраты. Анника Тор в трилогии «Остров в море» обратилась к истории Холокоста. А Мони Нильсон-Брэнстрем в серии книг о мальчике по имени Цацики в деталях рассмотрела крайне нестандартную семейную модель.