— Он имеет в виду тех, кто лишь воплощает то, что другие создали своей фантазией, — поспешил успокоить ее Мурам. — Доктор не подразумевал таких художников, как ты, Нурит, которые сами исполняют то, что задумали.
— Хорошо сказано, — коротко оценил Авиталь и стал излагать свою теорию дальше. — Еще ацтеки различали — несомненно под влиянием представителей колена Реувена, любителей искусства и музыки… Кстати, я хотел бы подчеркнуть, что никогда не считал прародителями ацтеков только колено Реувена. Меня неправильно поняли. Это невозможно вычислить точно из-за отсутствия многих исторических данных. Однако нет сомнения, что ацтеки произошли от племен Реувена, Гада и Иссахара. Но вот исполнительские способности ацтеки получили от колена Реувена, представители которого так любили пение, в особенности хоровое, что соседи называли их «ревунами», — отсюда и название племени. Однако я увлекся. Вы ведь не можете знать этого. То, о чем я сейчас говорил, включено во второй том моей работы, который скоро выйдет в свет. Так вот, я хотел сказать, что уже ацтеки видели разницу между творчеством и исполнительством…
— Все равно это не оправдывает Меламеда. То, что он сказал, — недопустимо, — заупрямилась Нурит.
— Кто издает? — поинтересовался профессор Гавриэлов у доктора Авиталя.
— Университет. Кафедра педагогики. Переплет матерчатый, но высококачественный. Они вложили уйму денег. Корешок, кстати, кожаный, и в конечном счете именно это решает, насколько долговечной будет книга.
— Кожаный корешок? Что ты говоришь?! — воскликнул Мурам с изумлением. — В таком случае речь действительно идет об очень серьезном издании.
— У них существует специальная комиссия по коже, которая решает, каким книгам дать ее, а каким нет. Так вот, Нурит, я Меламеда не оправдываю. Я вообще не касаюсь моральных принципов. Только пытаюсь найти решение головоломки. Если перед нами всего-навсего исполнитель, то, возможно — только возможно, но вовсе не обязательно, — что его интересы узки, а взгляды поверхностны.
— Должен отметить, Ицхак, что твои тезисы весьма логичны, — сказал Менахем Мурам. — Разумеется, если мы примем твою позицию, то будем освобождены от необходимости искать специалиста по немецкой камерной музыке. Это же сплошная головная боль, когда речь идет о такой узкой области, таком специфическом предмете. Но я хотел спросить тебя: как из «ревунов» получился Реувен?
— А, очень просто. Обычная ошибка переписчиков Библии. Переставили буквы и все. Доказательств не требуется, это подсказывает простой здравый смысл.
— Очень интересно. По-настоящему увлекательно.
— Разрешите вопрос, — вмешался Гавриэлов. — Я хочу услышать от Итамара, что вообще заставило его включить данный эпизод в сценарий. Что им руководило? Ведь мы хорошо знаем — всему есть причина, если не в сознании, то в подсознании.
Итамар не успел ответить, как Гавриэлов задал еще один вопрос:
— И самое главное: каков художественный уровень сценария? Я читал «Lieder» и должен сказать — не в восторге. В отличие от тебя, Менахем. Повторяю вопрос: заслуживает ли фильм нашей поддержки?
— Я разве говорил, что в восторге?! — возразил Мурам. — Это Каманский восхищался сценарием. Кстати, если мы решим отклонить «Lieder», ты, Габи, возьми на себя труд, пожалуйста, сообщить ему, что мы не утвердили финансирование фильма. Я вовсе не говорил о сценарии в превосходных степенях. Я только сказал, что в работе Итамара просматривается определенный уровень. Кажется, я употребил именно эти слова: определенный уровень. Возможно, моя оценка была слишком поспешной. Несомненно, если подойти к этой вещи со строгими художественно-философскими критериями, обнаруживается немало проблем. Но сценарий можно переработать. Я оптимист и верю в возможность самоусовершенствования человека, в его способность преодолеть некоторые черты своего характера и изменить косные взгляды. Что скажешь, Итамар? Можно исправить сценарий?
— Улучшить! — поправил его доктор Авиталь. — Я бы назвал это не исправлением, а улучшением. Меламед умер несколько лет назад, и кто знает, не изменил ли бы он со временем свои взгляды. Не забудьте, он долгое время был оторван от жизни страны, не испытывал на себе влияния нашей интеллигенции, атмосферы нашей культуры. И мы, будучи людьми открытыми, обязаны проявить чуткость. Это, в сущности, наша отличительная черта: неприятие шаблонности, отвращение к конформизму. По сути дела — квинтэссенция нашего гуманизма! И я прошу вас не забывать о стандартах, определенных нашим уставом: отражение ценностей культуры в зеркале гуманизма. Почему бы не обратить наши сомнения во благо для Меламеда? Почему бы не дать ему тот же шанс, какой получает любой артист или начинающий гуманитарий, который хочет найти свое место в нашей стране, пытается проложить себе здесь дорогу? Не подобает Меламеду запятнать свое имя перед будущими поколениями. Я предлагаю, господа — хотя бы ради свободы слова, — предоставить Меламеду еще один шанс.