Исцеляющая

– Сейчас мы все уладим, – над толпой загремел голос Преподобного Брауна.

Люди на лужайке расступились, давая ему дорогу. Появление проповедника несколько отрезвило их, даже испугало, но спокойствие продлилось недолго, почти сразу же вновь вспыхнула свара. Мужчина, стоявший впереди, рванул мимо Бренды и Долорес в дом, вопя:

– Где она? Где?

– Убирайся к черту отсюда! – крикнула в ответ Бренда, бросившись вдогонку за нарушителем, который уже бегал от комнаты к комнате, открывая двери и выкрикивая имя Эйвы. – Вам всем окажут необходимую помощь, но девочка тут ни при чем! – Бренда встала у подножия лестницы, преградив путь, твердая, как скала.

Обыскав первый этаж, мужчина задумчиво уставился на нее.

– Она наверху, – наконец сообразил он что к чему.

– И черта с два ты туда пройдешь! – рявкнула Бренда, воинственно сжимая кулаки.

– Прекратите немедленно! – всплеснула руками Долорес; всегда слабонервная, в подобной ситуации она и вовсе потеряла душевное равновесие. – Мы с мужем о вас позаботимся, а если это будет вне нашей компетенции, сделаем все, чтобы вы поскорее оказались в больнице.

Бренда и нарушитель продолжали сверлить друг друга глазами. Мужчина наступал на пожилую женщину. Бренда была высока, но он был выше и смотрел злыми глазами.

– Убирайся с дороги, – прорычал он.

– Тебе придется меня убить. А даже Господь Всемогущий не сумел пока этого сделать.

Томительно тянулись секунды. Мужчина не собирался отступать, в упор глядя на рыжеволосую фурию. Но Бренда стояла недвижимо, словно окрестные горы, и он дрогнул. Развернувшись, мужчина быстро покинул дом. Бренда тяжело опустилась на ступеньку. В двери начали входить пострадавшие, и Долорес с доктором Арнольдом взялись за дело.

Бренда решила, что будет защищать детей, чего бы ей это ни стоило. Однако когда она отправилась наверх, то обнаружила, что комнаты пусты. Эйва с Уошем были уже мили за полторы от дома. Выпрыгнув в окно, они прошмыгнули в щель между домами и исчезли в ночном безмолвии.

В тот день они проснулись еще до рассвета. Мать приготовила завтрак, хотя завтракать было слишком рано. Глаза у Эйвы слипались, но в воздухе плыли такие уютные ароматы какао и свежих оладий, слышалось тихое бормотание телевизора в гостиной.

– Скоро рассвет? – спросила Эйва.

– Примерно через час, – ответила Хизер. – Но надо поторопиться, нам еще на гору лезть. Так что давай не мешкай с завтраком.

Наскоро подзаправившись и распространяя вокруг себя запах кленового сиропа, они вышли из дома в прохладную темноту. Поскрипывали сверчки, ветер совершенно стих, казалось, можно различить, как стучат по листьям капли росы, словно бы деревья выстукивали земле какие-то вопросы.

Шли молча. Хизер захватила небольшой фонарик и светила им под ноги, хотя они давно уже знали эту дорогу наизусть. Эйва держала мать за руку, роса намочила ей штанины и ботинки. Ей нравился запах травы и глинистой почвы, делавшийся все слабее по мере того, как они поднимались в гору.

Повернув к востоку, Хизер привела дочь на небольшую поляну с каменным валуном, с которого открывался вид на весь горный хребет: бархатную ленту чернильного цвета, протянувшуюся под безлунным предутренним небом.

– Присядем, – сказала Хизер и опустилась на каменную плиту, скрестив ноги и глядя на восток. Сунула руки в карманы просторной куртки и принялась ждать.

– Долго еще? – спросила Эйва, присаживаясь рядом с матерью.

Камень был холодным и влажным. Она поняла, что запомнит его на всю жизнь.