Исцели меня

Я закончила свой монолог и в ярком свете увидела большие круглые часы, где минутная стрелка движется так быстро, что часы пролетают, как секунды. Я пытаюсь найти перевод этому образу. «Время… время… ход времени чего?» – я думаю…

– Анастасия, – высокий голос раздался по церкви, и стены отразили мое имя еще раз. В этот миг энергия растворилась, и я как будто рухнула вниз с огромной высоты. Открыв глаза, пытаюсь собрать мысли воедино.

Обернувшись, я увидела своего духовного наставника. Я всегда его сравниваю со святыми на иконах: лицо у него бледное и вытянутое, борода и усы аккуратно подстрижены, нос прямой с маленькой горбинкой, темные волосы зачесаны назад и собраны в небольшой хвост. Он смотрит на меня с высоты своего роста, сдвинув густые брови. Я сразу поняла, что его не устраивает мой внешний вид, я перевожу взгляд с него на свою одежду, потом вновь на его угрюмое лицо.

– Я-я… не собиралась заезжать, поэтому так выгляжу.

– Ты не балуешь меня своими визитами. Ты что-то хотела спросить? – вежливо интересуется он, убрав руки за спину. В черной рясе он кажется выше и грациознее.

– Я уже спросила, – виновато подняла я плечи и показала рукой наверх купола.

– Как всегда, – немного обиженно произнес он.

Я вспомнила своего первого наставника, это был седовласый мудрец лет шестидесяти. Рядом с ним я чувствовала себя младенцем, и все его комментарии и советы я впитывала как губка. Когда мне было четырнадцать лет, мой наставник сказал, что уходит на заслуженный покой, и познакомил с Александром. Я поклялась, что буду слушаться своего нового наставника в дань уважения к старому мудрецу. В то время Александру не было еще даже двадцати, и, если бы не его ряса и крест на груди, никто бы и не подумал, что он священник. Мне непросто было делиться с ним своими секретами, и между нами возникали спорные вопросы, все же первый наставник вложил в меня чувство уважения, поэтому я старалась соблюдать субординацию по отношению к Александру.

– Прогуляемся, – спокойно сказал он, возвращая меня из воспоминаний. От обиды не осталось и следа, я восторгаюсь его сдержанностью.

Внутри меня все кричало: «Спроси у него!» – но я сдерживаю себя. Он всегда говорил, что любовь, семья и дети – это жертва, которую я возложила на алтарь ради спасения человечества. Я думаю, он не будет доволен, если узнает, что мои мысли не так уж чисты.

Мы гуляли во дворе церкви, наслаждаясь теньком и теплым ветерком

– Могла бы приходить ко мне на службу. Ты же знаешь, какая в этот момент чистая связь с Богом, – произносит он, снова убрав руки за спину. Он делает широкие шаги, из-за своего роста ему приходится опускать голову, чтобы смотреть мне в лицо.

– Вы же знаете, я к «больным» людям не хожу, – омрачилась я.

– Анастасия, это грубое сравнение, они все же люди! – назидательно говорит он, по-прежнему всматриваясь вглубь меня, как будто о чем-то догадывается.

– В большинстве случаев в церковь приходят люди, у которых серьезные проблемы, даже беды. К сожалению, по хорошему поводу люди ходят редко, – я выдерживаю паузу. – Боюсь, я не смогу совладать с ситуацией, когда приду на службу.

– Ты даже не пыталась, – перебил меня он.

– Чего вы добиваетесь? – моментально вспыхиваю я. – Я не могу переделать свою сущность и вся принадлежу «больным» людям, но даже вам известно, что я могу дойти до края своих возможностей.

– Мы не проверяли твои пределы, может, храм – это место, где можно провести грань твоих возможностей, – легко и спокойно говорит он.

Я отчаянно покачала головой, и у меня промелькнула мысль: «Хорошо вам говорить, вы даже на минуту представить не можете, что мне приходиться испытывать».

– Я не готова к испытаниям, как настрою себя, дам знать, – с долей обиды произношу я и увожу взгляд в сторону. И снова вижу образ парня, его грустные голубые глаза, наполненные добром.

– Анастасия-я-я-я! – доходит до моего слуха, и я оборачиваюсь.

– Ты сегодня странная. Ничего рассказать не хочешь? – настаивал он.

– Да, хочу, – немного подумав, я продолжила. – Я хочу, чтобы научились говорить с Создателем так, как говорю с ним я: в любом месте, в любое время чувствовать, как ты уходишь с Земли, как тебя греют лучи неизведанной энергии, и ты прикасаешься к таинству Вселенной.

– Все это я испытываю, когда веду службу и читаю молитвы, причащаю и исповедую. Зачем ты говоришь мне все это? – нахмурился он.

– Я хочу, чтобы вы в мирской жизни настолько были преданы своему делу, как в стенах храма. Может, тогда вы начнете меня понимать?

– Ты всегда говоришь, что я тебя не понимаю, этот вечный спор не закончится никогда. По твоей теории церковь не нужна человеку, все может происходить за стенами храма? – глаза Александра округлились, для него этот разговор был очень серьезным и неприятным.

– Вера должна зародиться у человека в сердце, только тогда он искренно придет в храм и соединится с Богом, и за стенами храма не расстанется со своей верой, а если иначе, то лицемеры окружают нас, – мне становится нехорошо от этого разговора. Но лучше говорить о посторонних людях, чем о моем таинственном друге.