Исцеление сердца

— А потом я помогу тебе с твоим лицом.

Ее сердце было разбито, но дух был цел. Она не будет плакать о том, чего, как оказалось, не имела. Она была сама по себе впервые в жизни, и пусть Леиф и подарил ей эту свободу, он не сможет ее сокрушить тем, что оставил ее.

Даже золотоволосому гиганту не под силу сломать ее.

~oOo~

Но с горем и гневом Вали ей было не справиться.

Видя его отчаянную ярость, ужас в его все еще мутных от боли глазах, пока он пытался понять сердцем то, что случилось, осознать свою потерю и предательство Леифа, оказавшегося виновником их поражения, Ольга чувствовала, что готова сдаться.

Когда мужчина, огромный, как медведь, этот легендарный несокрушимый воин, упал на колени, повторяя имя жены, Ольга услышала в его рыдании свое собственное горе. Она опустилась на колени рядом с Вали и попыталась утешить его, разделить с ним его боль, но он отстранил ее.

У них было общее горе, но каждый должен был сам справиться с ним.

~oOo~

Мир должен удерживать равновесие.

В конце концов, все придет к равновесию.

Таков ход вещей.

Таков ход вещей.

Таков ход вещей.

Ольга проснулась ночью, села на своей узкой кровати в хижине, которую делила с братьями, и повторяла эти слова снова и снова, как безумная. Как заклинание, чтобы прогнать темноту прочь.

Но в ее мире не было заклинаний, не было призраков и чудовищ, не было богов и гигантов. Не было магии. В нем была только сила. Сила в земле, в воздухе, в воде — и сами земля, вода и воздух были этой силой. И знание об этой силе, уважение к ее приливу и отливу было знанием о самом мире, видением, позволяющим узреть равновесие. Если чаша весов наклонилась в одну сторону, она скоро наклонится и в другую. Всегда движение, но всегда равновесие. Таков был мир.

День и ночь. Солнце и луна. Лето и зима. Сев и жатва. Жизнь и смерть. Все это было сплетено между собой в этом мире. Земля, воздух, вода, огонь.

Но был еще дух, да, хоть он и не являлся чем-то потусторонним. Это была воля и душа, это было то, что направляло разум и сердце. Это было то, что можно только получить в дар, но никогда — подарить самому.

Ольга была талантливой целительницей не только потому, что знала растения. Ее целительная сила исходила из понимания элементов, из которых состоит их мир. Она видела равновесие. Она знала ход вещей. И это знание открывало ее разум и направляло ее руки. Делало ее спокойной — и это мощное спокойствие просачивалось в ее снадобья, в ее прикосновения.

Знание хода вещей было знанием мира.

Ольга знала, что такое потрясение. Она знала, что такое ужас и печаль. Она знала боль. Но никогда еще она не знала страха. Страх приходил от незнания мира, от неумения принять равновесие, а Ольга знала и понимала. Она видела. Так что она не боялась.

До сих пор.

И теперь Ольга боялась всего — и так сильно, что не могла справиться с этим страхом. Она боялась темноты. Сна и снов. Непредсказуемости будущего. Истины прошлого. Она боялась того, что не знала, и того, что знала.

Она не могла найти равновесия. Она потеряла его. Она потеряла себя.

~oOo~

Калью вошел в хижину, держа в руке большую охапку папоротника.

— Тебе. Для твоего целебного чая. На дальней стороне поля его много.

Ольга улыбнулась и забрала растения.

— Спасибо.

— Ты выглядишь усталой, — сказал Калью, моя руки в миске.

Она и была усталой. Она была измотана. Уже неделя прошла с момента, как ее мир пошатнулся. И если он постепенно обретал равновесие, то она нет.

Деревенские вернулись к работе: строили, сажали то, что можно было еще посадить теперь, пока время сева еще не кончилось. Те налетчики, что остались, тоже пришли в деревню.

У них не было корабля, чтобы переплыть море, так что им пришлось смириться.

Все смирились. Кроме Вали. Он был настроен вернуть Бренну, и он остался в замке один, и строил своими руками корабль, который должен был доплыть до Гетланда. Он словно сошел с ума: от желания увидеть Бренну, от желания отомстить, от желания хоть что-то делать.

Ольга поставила миску с супом из потрохов на стол и положила рядом краюху свежего хлеба, улыбаясь брату.

— Не так уж я и устала, kullake, — сказала она, когда Калью сел. — Антон придет?

Ольга взяла другую миску и приготовилась наполнить ее.

Калью ухмыльнулся и ткнул пальцем в сторону окна.

— Не думаю, что он придет. Анна здесь.

— Анна? — девушка много помогала Ольге и даже училась лечить раны. Ольга не знала, что Антон обратил на нее внимание.

Она подошла к окну и оглядела улицу. Некоторые дома еще строились, кое-где еще были пустыри, но деревня определенно уже превращалась в настоящий город.

И там стоял ее брат, у колодца, наклонившись к Анне и глядя на нее так, что у Ольги закололо в груди. Она теперь знала, чем для женщины может обернуться такое внимание мужчины.

Ее брат был взрослым. Да, ему было достаточно лет, чтобы обзавестись женой. Завести свою семью.

Таков был ход вещей. Жизнь шла своим чередом. Мир вернулся к равновесию.

А она нет.