Истребление персиян

Проект “Дау”, как нам говорят, состоит из 700 часов экранного времени; проверить это мы с вами не можем, не в состоянии, тем более, что часть этих часов совпадают с другими, накладываются на них, – вот есть некая точка в пространстве-времени, и вот через нее, через эту точку, можно провести неограниченное количество прямых (или кривых) линий. То есть сюжетов. Историй. Фильмов. Вселенная – она очень большая, хоть и не бесконечная.

Нам с вами показали девять фильмов, нам рассказали некоторое количество легенд, предварявших и сопровождавших эти фильмы, нам подчеркнули, что в фильмах нет никаких специально выстроенных сюжетов, “оно само”, нет никаких рамок, рамки отброшены и отрицаются.

Но рамки – вот они; они в выборе этих девяти лент, они в обрамляющих легендах, они в том, что фильмы не хаотичны, но подчинены жестко выстроенному сюжету, практически одинаковому почти во всех фильмах. А никуда не денешься: режиссер, малый творец, следуя парадигме Большого Творца, всегда творит не хаос, но космос.

Нам показали полдюжины интенсивных любовных историй в искусственной, искаженной двойным временем обстановке. Может, с этого и начать?

АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ:

Давайте сначала перечислим эти девять фильмов, а, перечислив, назовем – иначе как? – хотя названий у них нет, и это для проекта принципиально, название ведь тоже – рамка. Но и разговор любой – рамка, и как в нем передвигаться, ничего не обозначая, никуда не ступая? – так можно только стоять на месте.

Вот мы посмотрели девять фильмов, хорошие и очень хорошие, это надо сразу сказать потому, что “Дау” до сих пор обсуждают как намеренный долгострой и распил бабла, но после виденных нами картин разговоры эти – мусор: дай бог всем научиться пилить бабло с такими художественными последствиями.

Итак, первым нам показали фильм – назовем его, по именам главных героев, “Лосев, Даша” – вводный в тот мир, про которые все 700 часов. Потом был фильм “Катя, Таня”, о возлюбленной Дау и о возлюбленной этой возлюбленной. Во второй день мы смотрели трилогию о Норе, жене Дау, – “Нора, мать”, “Нора, Мария” и “Нора, Денис”. В третий – были “Саша, Валера” и “Никита, Таня”. И в четвертый, самый длинный день, нам показали фильм про двух буфетчиц “Наташа, Оля” и шестичасовый финал, назовем его “Финал”.

Все девять фильмов на самом деле “про любовь”; все, кроме, может быть, “Финала” – он про ненависть и творимые ею разрушения, но ведь ненависть тоже вид любви, про что и снят “Финал”, в частности. Девять фильмов – очень рукотворные, выстроенные, сделанные схожим образом, с перекликающимися конструкциями, к тому же они связаны между собой, как внешним сюжетом, общим временем и местом действия, так и внутренним – про любовь, даже там, где ее формально нет.

Но про все девять фильмов нам говорят, что они сами собой сложились, потому что сложилось вдохновляющее их пространство, которое воспроизвело шарашку, закрытый советский институт сороковых – шестидесятых годов, и в нем 400 человек ученых, богемы, церберов и обслуживающего персонала за несколько лет прожили несколько советских десятилетий, такое шоу “За стеклом”, но для интеллектуалов – шоу про вчера, даже про позавчера, но разворачивающееся сегодня.

Пространство, стилизующее жизнь полувековой и более того давности, всё равно будет современным, созданным сейчас, и люди, его населившие, – всамделишные ученые с нынешними научными задачами и озарениями и всамделишные церберы, кагэбэшники, лагерные охранники, идейные бандиты, а также рабочие, дворники и буфетчицы, играя себя в предложенных обстоятельствах, всё равно остаются, прежде всего, собою.

Хржановский это понимает, и к буквальной стилизации не только не стремится, он ее сторонится: и в дизайне, и в диалогах, и в отношениях героев, и просто в темах для научных дискуссий, которыми полны его фильмы, везде и всюду шагает XXI век. Широко шагает. Он прямо заявлен, он полноценный герой. Стилизованного музейного прошлого больше всего в тряпочках, не в каждой подряд, кстати, не в занавеске, присутствующей едва ли не во всех фильмах и иногда исполненной нарочитого анахронизма, а именно в одежде, особенно, в женском нижнем белье, с его громоздким устройством, утомительными подробностями, – но в их страстном и пристрастном разглядывании изумленный сегодняшний глаз едва ли не важнее того, на что он смотрит. Сквозной обобщенный герой всех фильмов – наш костюмированный современник.