Историки Греции

(12) Тут все закричали, что мало он был бит. А Ксенофонт велел остальным сказать, за что он колотил каждого. (13) Когда никто не встал, он сказал сам: «Я признаю, воины, что бил некоторых за неповиновенье порядку, — таких, кто только о том и заботился, чтобы сохранить жизнь благодаря нам, соблюдавшим на походе порядок и сражавшимся при первой надобности, а сам оставлял строй и забегал вперед, чтобы пограбить и за ваш счет поживиться. (14) И еще тех, кто, растомившись, не желал вставать и готов был сдаться врагам, я бил и заставлял идти вперед. На сильном морозе я и сам как-то раз, когда долго сидел и ждал, пока другие сложат пожитки, убедился, до чего трудно встать и выпрямить колени. (15) Однажды испытав это на себе, я стал гнать и других, едва видел кого-нибудь сидящим в вялости. Ведь от движенья, от мужественного усилья появляется в нас некая теплота и гибкость, а сиденье в неподвижности — я сам видел — способствует тому, что кровь застывает и пальцы ног отмерзают, — многие из вас узнали это на себе. (16) Может быть также, если кто отставал ради того, чтобы облегчить себе путь, и мешал идти и вам, передовым, и нам, двигавшимся сзади, я бил таких кулаком, чтобы потом их не пробило вражеское копье. (17) Теперь они, спасенные, могут меня наказать, если понесли от меня обиду вопреки справедливости; а вот окажись они в руках врагов, им пришлось бы много хуже, и потребовать за это расплаты было бы не с кого! (18) Слово мое просто: если я наказал кого-нибудь к его же благу, то согласен, что подлежу такому же наказанию, какому родители от детей и учителя от учеников; да и врачи жгут нас и режут к нашему благу. (19) А если вы считаете, будто я делал это из своеволия, сообразите вот что: ведь я теперь, благодаренье богам, более уверен в себе, чем тогда, и решительности во мне теперь больше, чем тогда, и вина я пью больше, — а вот бить никого не бью, потому что вижу, что для вас настало вёдро. (20) А в непогоду, когда море высоко вздымается, разве вы не видели, как из-за одного движения гневается начальник гребцов на носу, гневается кормчий на корме? Ведь в такую пору малейшей оплошности хватит, чтобы все погубить. (21) Что я бил их по заслугам, вы сами подтвердили: ведь в руках у вас, когда вы там присутствовали, были не камешки для голосования, а мечи, и вы, если бы захотели, могли вступиться за избиваемых, — но вы, клянусь Зевсом, за них не заступились, хотя и не били со мной нарушителей порядка (22) и тем попустительствовали трусам, позволяя им своевольничать. Я думаю, если вы присмотритесь, то обнаружите, что одни и те же тогда были всех трусливей, а теперь стали всех наглее. (23) Вот фессалиец Боиск, кулачный боец: тогда он прикидывался, будто болен и не в силах нести щит, а теперь, как я слышал, обобрал многих котиоритов. (24) Будь вы в здравом уме, вы бы поступили с ними не как с собаками, а наоборот: злых собак днем привязывают, а ночью спускают с цепи, а этих вы, если сохранили здравый ум, ночью привязывайте, а днем отпускайте. (25) Но вот чему я удивляюсь: если я вызвал в ком из вас неприязнь, это вы помните и об этом не промолчите, а если я кого защитил от холода, или заслонил от неприятеля, или помог чем-нибудь в нужде и болезни, об этом никто не помнит; и о том, как я похвалил кого-нибудь за подвиг — либо почтил, чем мог, за неизменную доблесть, тоже никто не помнит. (26) А ведь и лучше, и справедливее, и честнее, и приятнее помнить добро, а не зло».

И тут многие стали вставать с места и вспоминать. Так что в конце концов все обошлось хорошо.

Книга шестая

1. (1) После этого во время стоянки одни жили купленным с рынка, другие — тем, что добывали в Пафлагонии. Но и пафлагонцы нападали на греков, больше всего на бродивших в одиночку, а ночью пытались чинить вред стоявшим дальше от расположенья войска. Потому вражда друг к другу становилась все больше.

(2) Наконец Корила, который в то время правил Пафлагонией, отправил к грекам послов с конями и красивыми одеждами, и те передали, что Корила готов не тревожить больше греков, если они его не будут тревожить. (3) Начальники ответили, что посоветуются об этом с войском, но приняли послов радушно; призвали также и тех, кого сочли самыми достойными. (4) Заклав в жертву захваченных у неприятеля быков и другой скот, приготовили пир на всех и, возлегши на скамьях, стали пировать и пить из роговых кубков, которые в ходу в том краю. (5) После возлияний и пения пеана первыми встали фракийцы и под флейту стали плясать с оружьем: они подпрыгивали высоко и легко и размахивали мечами, и наконец один поразил другого, так что всем показалось, будто он его заколол, — с таким искусством тот упал. (6) Пафлагонцы вскрикнули, а фракиец снял с упавшего доспех и вышел, распевая о Ситалке, 283между тем как другие вынесли якобы убитого, с которым на самом деле ничего не случилось.