Историк

— Нет, не все. Я только контролировал заводскую технику, строящую высший разум. Я знаю о разуме машины столько, сколько знает врач о разуме человека — это ограниченные знания, переданные нам офицерами научных подразделений. Это они знают разум, а мы его только строим и чиним, следуя их схемам и указаниям.

— Но вы знаете их схемы. Пусть вы не можете разработать программу нового разума, вы можете прописать программу — старого. Сделайте нам машину, подобную «спутнику».

— Я знаю программы техники, служащей порядку, Олаф. Я не смогу сделать машину, служащую преступнику. Для этого нужны существенные поправки в программе.

— Разберетесь.

— Нет, это опасно — трогать такую сложную структуру, как разум «спутника», без полного знания дела.

— Захотите жить — отрегулируете мозги «спутника», которого мы возьмем у системы, как вас!

— Вы оба сделаете все, что прикажу я. И хватит бунтовать, Олаф.

— Я вас в покое не оставлю, пока вы делом не займетесь, как мы! Довольно вам прохлаждаться на этих летающих ледяных глыбах из космического мрака, не знающего и первого инеистого великана, Фламмер!

Олаф с раздражением пнул сапогом зависшую в воздухе каменную плиту… Но она его пинку не поддалась, ничуть не сдвинувшись… А Фламмер только смерил его безразличным взглядом, приподнимаясь на локте над ложем из парящих шкур…

— Ты совсем увяз в легендах, боец. Это просто старые хранилища с остатками энергии.

— И что в этих сундуках?!

Вместо ответа Фламмер, в очередной раз покидая парящий одр, подключил панель управления одной из плит, оказавшейся не запертой никаким кодом, а просто закрытой. Он без труда разомкнул плиту, разошедшуюся и открывшую россыпи разноцветных камней… У меня в голове поплыло… Я не знаю, отчего я так люблю все блестящее, но я не могу оторвать ослепленных цветным сиянием глаз от этого сокровища… Я запустил в груды огоньков руки и стал пересыпать их, смотря на хрупкое мерцание, слушая тихий перезвон… Эти камни рассыпались из моих рук, но не упали, а зависли возле хранящего их сундука… Я развел их руками, и они разлетелись по держащему их полю — совсем как звезды… Но Олаф заставил меня оторваться от осколков камней для возни с горелкой. Здесь не так холодно, как на ветреных пустошах, но все равно… Ведь все эти объекты вмурованы в вечные льды и стылые камни этих выстуженных земель. На нашей планете с давних пор нет ничего, кроме пустынь, — выжженных солнцем или скованных льдом… Есть, правда, узкая лесная полоса с озерами и ручьями, есть широкая тундра с застуженными мхами и степь с подгорелой травой… Но это далеко. У нас вообще бедная планета, отчего и жестокая. Вот я и радуюсь, когда вижу что-то яркое и блестящее. Вот сейчас закончу с чадной горелкой, подключу все фонари и разбросаю все эти сокровища, чтоб радовали нас всех, сияя, не скупясь.

Запись № 5

Я, запрокинув голову, лежу на шкуре, расстеленной поверх груды блистающих сокровищ, перетасканных мной из всех хранилищ всех этих пещер. Фламмер, привольно раскинув руки, отдыхает на покрытом шкурами одре. Только Олаф что-то делает. Он точит ножи и чистит ими ногти… Он делает все, что мне обычно не нравится, но сейчас я этого не замечаю, и нервы мои это не затрагивает. Я просто радуюсь, что они с Фламмером не ссорятся.

Олаф слил топленый жир в горелку, установив над дымным огоньком контейнер для топки нового обрезка жира, и мрачно уставился на чадный фитиль. Теперь стало так тихо и спокойно, что я и мечтать о таком не мог. Наконец, мы отдохнем от усилий, от страха… и от склок. Здесь мы скрыты — нам не страшны ни охранники системы, ни бураны снежной пустыни, ни эти кипятильники — скингеры… Здесь об этих опасных зверях напоминает только потрескивание опущенного в жир фитиля и клубящийся над горелкой дымок… Сейчас Олаф поджарит нарезанное кусками мясо этих зверей, которым ничего не стоит сжечь охотника излучением, нужным им для создания «жгучих лугов» — лугов, протопленных скингерами среди снегов для мхов, растущих только в этих местах… Вот зашипел, стекающая в огонь кровь… Потянуло жареным… Я теперь не обращаю внимания, что душно, я привык к этой вентиляции… Мне даже нравятся эти, не выстуженные морозом и не разогнанные ветром, запахи… Я хочу есть и спать и радуюсь, что скоро смогу сделать и то, и другое… Только Олаф что-то не успокоится никак…

— У нас припасов, считай, не осталось. На охоту скоро пойдем. Переждем три дня еще и выйдем.

Фламмер, вдруг нахмурившись, поднялся с зависшего в воздухе ложа.

— Нет. Не пойдем.

Олаф, сверкнув холодными глазами, отложил прут с насаженным на него недожаренным мясом… Он встал перед Фламмером, напряженно сжав кулаки…

— Надо идти. К этому времени вас искать перестанут.

Фламмер неожиданно взвелся… Чего доброго, опять вспылит… Но с чего это он?..

— Нет, Олаф.

— Мы с голоду помрем.

— Не топи жир для горелки — в пищу пойдет. Я знаю, что вы к сырому мясу привыкли — без этого здесь никак. Туши огонь — без него обойдемся.

— Нам здесь одних шкур не хватит — без горелки мы ночью промерзнем.