История противостояния: ЦК или Совнарком

В последнем случае возможны два варианта: 1) «если вопрос сложный и считается нужным его» настоящее «обсуждение, он будет вынесен на заседание бюро или секретариата. На обсуждение этого вопроса вызывают обычно руководителей заинтересованных ведомств. Приглашаются они к определенному часу и допускаются в зал заседаний только на обсуждение данного вопроса; если руководитель ведомства вызван, например, на рассмотрение вопросов 19-й и 21-й повестки дня, то на время обсуждения 20-го вопроса он должен выйти и ждать в приемной. Многолетняя практика приучила к довольно точному соблюдению графика проведения заседаний, так что ждать приходится обычно недолго»[1593]; 2) если вопрос не считается сложным, проект решения по нему «рассылается членам бюро или секретариата на т. н. «голосование опросом». Принятое вторым способом решение «включается под порядковым номером в протокол заседания бюро или секретариата парткомитета и фельдъегерской связью [органов государственной безопасности] направляется с грифом «секретно» или «строго секретно» в заинтересованное ведомство. Все члены и кандидаты в члены партийного комитета будут ознакомлены с протоколом, но не [с] могут оставить его у себя. Таков был порядок принятия политических решений в СССР на любом уровне – от района (райкома КПСС) до всей страны в целом (ЦК КПСС)»[1594]. Принятые в партийных органах решения являлись «обязательными для исполнения любым ведомством – и колхозом, и Советом министров, и Президиумом Верховного Совета СССР (в позднесоветский период высший государственный орган власти рассматривался в качестве одного из ведомств и наряду с рядовым «колхозом». – С.В.). Ни один закон, ни одно постановление государственных органов не выходили в Советском Союзе без решения соответствующих партийных инстанций»[1595].

В годы развитого социализма, как четко следует из книги М. С. Восленского, уже никто не мог и помыслить, что подобный порядок сложился лишь в 1930-е гг., после окончательной ликвидации «правительственной» альтернативы советского политического развития.

Соответствовал системе в целом и механизм назначения на высшие государственные должности: «министр и посол – номенклатура Политбюро ЦК КПСС, заместитель министра и директор института – номенклатура Секретариата ЦК КПСС. Без их соответствующего решения не будет ни голосования в Верховном Совете, ни указа его Президиума, ни постановления Совета министров, ни выборов в почтенном общем собрании Академии наук. Номенклатура в СССР, как и в других социалистических странах, – это номенклатура не формально назначающих государственных или общественных органов, а фактически назначающих бюро и секретариатов руководящих партийных комитетов»[1596]. Исключения не допускались.

Фактически союзные министры представляли собой марионеток в руках своих «кураторов», т. е. заведующих профильными отделами ЦК правящей партии: «На протяжении десятилетий каждому министру СССР или по крайней мере смежных министерств соответствовал отдел ЦК КПСС. По официальной табели о рангах заведующий отделом ЦК считается стоящим выше министра СССР, соответственно, первый заместитель заведующего отделом – выше первого заместителя министра, а заместители заведующего отделом ЦК – выше заместителей министра. Вся деятельность министерства контролировалась и направлялась» тем отделом, который осуществлял «партийное руководство»[1597] конкретным ведомством.

В Советском Союзе на работу в министерства ссылали проштрафившихся партаппаратных руководителей. Приведем пару наиболее известных примеров – всемогущих секретарей ЦК КПСС. Первый – Екатерина Алексеевна Фурцева, которую Н. С. Хрущев в «благодарность» за поддержку на едва не закончившемся для него отставкой Июньском 1957 г. пленуме ЦК КПСС не включил в октябре 1961 г. в проект списка очередного состава Президиума ЦК КПСС. Второй – ее преемник на посту министра культуры. Когда после бегства очередного представителя нашей творческой интеллигенции за границу Е. А. Фурцева все же свела счеты с жизнью, на «ответственный» пост «спустили» некогда входившего в узкую группу вождей Петра Ниловича Демичева (он, правда, был оставлен в Политбюро до 30 сентября 1988 года[1598]). Как прокомментировала в своих воспоминаниях министерскую смену наша великая балерина М. М. Плисецкая, «…теперь Петр Нилович – министр культуры. Фурцева самовольно ушла из жизни, а Демичева за какие-то партийные провинности разжаловали из секретарей ЦК в министры. Да еще культуры! Самое последнее дело»[1599]. Ни убавить, ни прибавить.