8 декабря 1925 г. на XIV Московской губернской конференции РКП(б) с серьезным дополнением к докладу председателя Центральной контрольной комиссии выступил московский большевик Богачев: «По-моему, тут т. Куйбышев не остановился на самом существенном вопросе о том, как подготовляются наши коммунистические производственные силы в руководящих учреждениях. […] Необходимо коснуться очень существенного вопроса о том, что у нас есть спецы, которые мешают руководству наших коммунистов, мы имеем такие факты, когда спец берет на себя всецело ответственность. […] Я хотел привести такой факт: когда между спецом и коммунистом разделены функции, когда организация обращается непосредственно к коммунисту, прося, что нужно сделать так-то и так-то – этот коммунист с пеной у рта доказывает, что этого сделать нельзя, т. к. государственные ресурсы не позволяют, но, когда этот коммунист уезжает на неделю-другую, спец берет на себя ответственность и разрешает то, что не разрешал коммунист. Безусловно, этим теряется авторитет такого товарища коммуниста»[1526]. Богачев привел и конкретный пример – Коломенский завод, качество производимых трамвайных вагонов на котором стало откровенно низким[1527]. Уж на что подстегиваемая большинством Центрального комитета Центральная контрольная комиссия, деятельность которой была четко направлена XII съездом РКП(б) 1923 г. на «улучшение» советско-хозяйственного механизма, действовала жестко и решительно, но партийные работники на местах требовали действий еще более радикальных.
9 декабря, выступая на той же конференции с докладом Московского комитета РКП(б), первый секретарь МК, сталинский выдвиженец Н. А. Угланов поставил перед руководящими работниками столичного региона следующие задачи: «Из опыта обследования [столичных] районов (обследовали два крупнейших – Замоскворецкий и Бауманский. –
Казалось бы, чистки коммунистических ячеек и формирование партийного актива должны были способствовать оздоровлению государственного аппарата, однако во многом бюрократизацией этого аппарата занималось высшее руководство РКП(б). В частности, в рамках реализации декларации о «смычке» между XIII (1924 г.) и XIV (1925 г.) большевистскими съездами в массовом порядке на работу в государственный аппарат и, в частности, в наркоматы принимали крестьян, которые не могли не «заражать» государственные органы своей «мелкобуржуазной психологией»[1529]. Не произведя в достаточном количестве даже советских управленцев-недоучек, высшее руководство РКП(б) торопилось в рамках социалистического строительства максимально ограничить простор для маневра старым специалистам. Если проблем в госаппарате становилось меньше, то в рамках «обострения классовой борьбы» и ликвидации «уклонов», которые 7 декабря 1925 г. председатель СНК СССР А. И. Рыков затруднился даже подсчитать (чуть позднее ему в своей манере все упрощать это по-товарищески помог сделать И. В. Сталин, дошедший в своих арифметических выкладках до цифры два), следовало сделать так, чтобы проблем стало больше.
На XIV съезде РКП(б) – ВКП(б) 1925 г. сталинское большинство могло сколько угодно издеваться над Новой оппозицией, однако ни один правоверный большевик не сомневался в правоте Г. Е. Зиновьева, когда он назвал в числе «дополнений» кулака в городе «верхушку» 2,5-миллионной армии служащих, среди «которой […] есть известная прослойка не наша»[1530]. В резолюции можно было сколько угодно рассуждать о том, что служащий «по своим устремлениям и настроениям» начал «становиться советским по существу» и потому профсоюзам и партии следовало «систематически и неуклонно вести борьбу с предрассудками против специалистов»[1531] (главным образом, речь шла о «новых молодых служащих […] в значительной части […] из детей мелких служащих и рабочих», причем конкретных специальностей – «учитель, врач, инженер, агроном и т. д.»[1532]). Партия не могла бороться с предрассудками верхушки собственного аппарата.