История противостояния: ЦК или Совнарком

18 декабря 1925 г., открывая XIV съезд, на котором Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев как его постоянный товарищ в ЦК и его Политбюро пошли в заведомо провальное наступление на сталинско-бухаринское «большинство ЦК», А. И. Рыков, имевший склонность пытаться смягчить принципиальные разногласия в самый неподходящий момент, охарактеризовал скандал с Советом труда и обороны СССР максимально кратко: «При оценке работы партии и ее [ЦК] не нужно ни переоценивать достигнутых успехов и ни в коем случае не преуменьшать тех трудностей, которые стояли, стоят и еще встанут перед партией и ее руководящими органами. Эта трудность выразилась хотя бы в том, что за отсутствием достаточного опыта и навыка в области планового руководства, отсутствия некоторых элементов, необходимых для планового маневрирования (например, резервов), нам пришлось незадолго до съезда пересматривать целый ряд хозяйственных планов, составленных осенью. Я говорю о пересмотре наших хлебозаготовительных экспортно-импортных планов (курсив наш. – С.В.), а также плана развития промышленности. Те просчеты и промахи, которые были [якобы. – С.В.] допущены [Каменевым. – С.В.] за истекшее время, ни в коем случае не меняют общей картины восстановительного процесса. Поправки, которые мы теперь вносим в первоначальные планы, в общем и целом сводятся к тому, что нам не удастся шагнуть так далеко, как хотелось бы и как мы думали это сделать осенью настоящего года: темп развития будет немного медленнее»[1057]. В колею, проторенную председателем Совнаркома, уверенно въехал генеральный секретарь ЦК. Выступая с Политическим отчетом ЦК, И. В. Сталин решил растрогать товарищей по Политбюро и ЦК РКП(б) признанием коллективной ответственности высшего большевистского руководства за всю ситуацию, которую он представил ни больше ни меньше как срывом решений XIII съезда РКП(б) 1924 г.: «У нас была директива XIII съезда партии о том, чтобы партия добивалась во что бы то ни стало активного торгового баланса. Я должен признаться, что мы все, и советские органы, и Центральный комитет, допустили тут грубейшую ошибку, не выполнив данной нам директивы. Трудно было ее выполнить, но все-таки можно было бы, по крайней мере, некоторое активное сальдо получить при известном нажиме. Мы эту грубую ошибку допустили, и съезд должен ее исправить. Впрочем, Центральный комитет сам постарался ее исправить в ноябре этого года на специальном заседании, где, просмотрев цифры нашего ввоза и вывоза, принял решение о том, чтобы к будущему году – а мы набрасывали там основные элементы нашего внешнеторгового оборота на будущий год – чтобы к будущему году внешняя торговля была заключена с активным сальдо, по крайней мере, в 100 млн»[1058]. Впрочем, вскоре после этого проявления высочайшей «скромности» следовал и традиционный для генсека намек из серии «мы не позволим»: «Я не останавливаюсь на некоторых вопросах, касающихся государственного аппарата, который растет и старается вырваться из-под руководства партии, что ему не удастся»[1059]. Многие их собравшихся понимали, что речь шла вовсе не о борьбе с бюрократизмом государственного аппарата, поскольку этот вопрос действительно не был для партии «чем-то новым»[1060]. Сталинско-бухаринское большинство ЦК РКП(б) во всем поддержала Центральная контрольная комиссия – в частности, – и в вопросе о председателе Совета труда и обороны[1061].

Как победитель, еще не успевший уничтожить наиболее выдающихся товарищей по Политбюро ЦК РКП(б), И. В. Сталин дал трактовку взаимодействия партии и правительства как двух ключевых политических институтов с учетом интересов А. И. Рыкова, смертный час которого как ленинского соратника и главы правительства еще не настал: «Я вовсе не хочу сказать, что партия наша тождественна с государством. Нисколько. Партия есть руководящая сила в нашем государстве. Глупо было бы говорить на этом основании, как говорят некоторые товарищи, что Политбюро есть высший орган в государстве. Это неверно. Это путаница, льющая воду на мельницу наших врагов (и преждевременно способная рассорить со Сталиным будущих лидеров Правой оппозиции. – С.В.). Политбюро есть высший орган не государства, а партии (генсек позабыл, что высшим органом партии, по Уставу, был Центральный комитет; что характерно, съезд как верховный орган партии на сталинскую неточность никакого внимания не обратил. – С.В.), партия же есть высшая руководящая сила государства. ЦК и Политбюро суть органы партии. Я не хочу отождествлять государственные учреждения с партией. Я хочу только сказать, что во всех основных вопросах нашей внутренней и внешней политики руководящая роль принадлежала партии. И только поэтому мы имели успехи в нашей внутренней и внешней политике»[1062].