– Если бы вы победили, во что должен был превратиться СССР?
– Я считал, что СССР так или иначе должен был распасться на некоторое количество территорий. В частности, Украина и Прибалтика должны быть отделены, Финляндии нужно было вернуть ее территории. Белоруссия должна войти в состав генерал-губернаторства, как она, впрочем, и вошла. Средняя Азия, Закавказье все должны были рано или поздно развалиться…
Относительно коренной России у меня не было каких-то специальных планов. Было слишком много дел, чтобы я думал еще и об этом. Мне нужна была нефть. Я много думал о Кавказе, а остальная часть меня занимала только как территория, где Сталин мог продолжать сопротивление. Отчасти меня интересовали крупные промышленные центры, хотя я не считал советскую промышленность завидным трофеем. Тем более что, отступая, русские все заводы и инфраструктуру взрывали. Тактику скифской войны они использовали еще при Наполеоне.
– Но в России планировался, наверное, какой-то политический режим?
– Идея была такая: территории, которые пригодны для сельского хозяйства, будут обрабатываться. Безусловная отмена колхозов, открытие заново церквей, пусть они молятся своему православному Богу. Создание оккупационной администрации на основе местных кадров. Впрочем, все это я и сделал на оккупированных территориях. Наверное, я обложил бы их налогами в пользу рейха. Но для какого-то серьезного вмешательства во внутренние дела нужен огромный потенциал, и я не думаю, что потенциала немцев хватило бы, чтобы обслуживать в режиме оккупационной администрации такие огромные территории…
– Вы не дали бы русским единой государственности?
– Пожалуй, я не позволил бы им создать единое государство. Пускай там было бы пять, десять, пятнадцать каких-то достаточно независимых государств. Чтобы они не смогли накопить серьезного потенциала для сопротивления рейху. Впрочем, не могу судить наверняка. Меня интересовали лишь реальные ресурсы – нефть… А это Баку, Иран, Ирак, Персидский залив.
Ах, если бы реализовался мирный сценарий и никакой войны с Советами не было! Мы бы все эти ресурсы, включая нефть, получили в режиме торговли. И мы же это получали начиная с 1939 года. Если бы Сталин продолжал поставлять нам нефть, зерно, руду, этого было бы абсолютно достаточно. Но он решил, что для него наступил удобный момент, чтобы напасть…
– После начала войны союз с Советами развалился. Что, появился другой план?
– С самого начала русской кампании все пошло к чертям собачьим! Я все же надеялся, что Черчилль не будет помогать Сталину, ведь, судя по его многолетней риторике, он был убежденным антикоммунистом и всегда призывал к «крестовому походу против СССР». Оказалось, что эта его болтовня – ловушка, чтобы натравить меня на Советы.
Потом японцы не сдержали слова и не ударили с востока, что позволило Сталину перебросить десятки дивизий под Москву и остановить нас. Впрочем, это вы хорошо знаете.
Неожиданной была и та жестокость, с которой Сталин с самого начала относился к своему народу. Это не укладывалось ни в какие нормы не только гуманности, что, на мой взгляд, вещь субъективная, но и рационального поведения.
Во-первых, отступая, русские расстреливали всех, кто у них сидел в тюрьмах и лагерях, оставив нам едва присыпанные землей тысячи трупов.
Во-вторых, они взрывали не только свои новенькие заводы и шахты, но и всю инфраструктуру – водопровод, канализацию, мосты, дороги. Это было странно, поскольку наше наступление это вряд ли могло серьезно задержать, а вот жизнь собственно русского населения превратилась в ад.
В-третьих, они сожгли почти весь урожай, отобрали у населения и угнали на восток весь скот, отравили колодцы. Зачем? Нанося нам едва ощутимый вред (ведь на нас работали все крестьяне Европы), они обрекли своих собратьев на голод и смерть.
В-четвертых, с приходом холодов они стали забрасывать в наш тыл полубезумных подростков, которые сжигали целые деревни, оставляя тысячи людей на улице, без припасов и теплых вещей. Многие из них погибли.
В-пятых, Сталин абсолютно не жалел своих солдат. Все 1941 и 1942 годы он гнал миллионы безоружных людей в атаку без всякого шанса на минимальный военный успех. Наши пулеметчики за день убивали по нескольку тысяч человек. Многие из них от этого сходили с ума.
Весь этот аттракцион мазохизма нельзя было предусмотреть заранее. На вермахт это произвело гнетущее впечатление. Солдаты выглядели подавленными. Невозможно понять: зачем русские это делали?
Политический же план родился бы по раскладу победы. Если бы в эту победу внесли свой существенный вклад русские войска – РОА, казачьи дивизии Краснова и Шкуро, сформированные из местных полицейские силы, если бы население приняло нас без партизанского движения, так, как это было на Украине, – радушно, как освободителей, если бы все так и было, если бы Сталин не начал инспирировать партизанщину, забрасывая в наш тыл диверсионные группы, то мы понимали бы: у нас есть союзники среди местного населения и им можно передать внутреннее администрирование этими территориями. Но не требуйте, чтобы у меня был план на 50 лет. Такого плана не было!
– Но русские никогда не смирились бы с потерей суверенитета и самостоятельности.
– Да? А территория, которая управляется большевиками, истребляющими свой народ, самостоятельна? Что проиграли бы русские, если они получали бы право ходить в церковь и в связи с разгоном колхозов получали бы каждый свою землю? Выбирайте, что лучше: когда вам без конца твердят о том, что вы живете в самой передовой стране мира, и при этом держат за скотину или вам указывают на ваше истинное место в культурном развитии и при этом не мешают строить пристойную жизнь? Меня всегда поражало, что русские упорно выбирают первое…
Я всегда считал, что Сталин был враждебен не только рейху, но и народу, которым он управлял. То, что народ его терпел, – это проблема этого народа, а не моя. И для меня совершенно очевидно, что я пришел с освободительной миссией.