История Ности-младшего и Марии Тоот

— Мне нет никакого дела до того, что он там сделал. Здесь речь не о Ности, а о нас, о нашей дочери, хотя в такое родство попасть само по себе крупный выигрыш, Михай… Взгляни на мое заплаканное лицо, загляни в мою измученную душу, прошу тебя, не выставляй нас на позор!

— Тут я ничем не могу помочь, Кристина. Я не могу поступить так зло и жестоко, не могу бросить собственную дочь негодяю, потому что знаю: он все равно оттолкнет ее от себя, как только растранжирит ее приданое, и она вернется к нам увядшей, быть может, искалеченной, ибо, бьюсь об заклад, он станет ее избивать. Не требуй от меня этого, Кристина, лишь потому, что таков обычай, Кристина, милая моя старушка! — воскликнул он. — Поверь мне!

Он придвинул стул ближе и долго излагал свои взгляды. Он расписывал ей ветреность Ности, его легкомысленный нрав. «Я подозреваю, — говорил Тоот, — что он и не любит Мари, а просто очень ловко раскинул вокруг нее сети, но это надо еще выяснить». Он охватил весь вопрос в целом, осветил все детали: Мари еще может стать счастливой. Возможно, на ней женится какой-нибудь бедный, но славный юноша. В худшем случае она не выйдет замуж, но и тогда сможет жить спокойно. «Мы ничего не унесем на тот свет, все ей останется». Но из брака с Ности хорошего ничего не выйдет, Мари ждут мели, бури, несчастья, возможно, даже нужда и отчаяние. Он все превосходно мотивировал, все доказал, но, когда был уже вполне уверен, что убедил жену, она вдруг разгневанно вскочила.

— Да у тебя ум за разум зашел! Но есть люди и поумнее тебя. Приезжал к нам сегодня, пока ты там был, его преподобие, человек мудрый, в мирских делах сведущий, и сказал: «Укус дикой кошки слюной дикой кошки лечить надо». Нашу Мари надо выдать за Ности! Уж на что Игали — твой человек, честная, верная душа, а он тоже говорит; «Подмоченный товар под навес надо класть, а навес — женский чепец. Он все прикроет». И не будь слепым, Михай, не будь слепым! Подумай о преимуществах! Все эти спесивые, вельможные родичи — Хорты, Хомлоди в день святого Михая роем потянутся на своих упряжках в Рекеттеш, впереди зять Мари, губернатор…

— Кристина! — сердито рявкнул на нее Михай Тоот. — Если ты такие глупости говорить способна, можешь тоже отправляться спать.

— Ко дню святого Михая у меня как раз поросятки подрастут, которые сейчас родились…

— Уймись, прошу тебя.

Духовная индивидуальность госпожи Тоот походила на сосуд, в определенных местах которого были трещины и щели, и разговорный материал, достигая их, разливался и расходился по боковым линиям.

— Ну нет! — подскочила она и уперла руки в бока. — Твое имя — мое имя, разрази тебя господь (из глаз ее так и сыпались искры), твоя честь — моя честь! Ты читал в газете, что мы тянемся за вельможами, карабкаемся наверх, а они нас к себе не пускают… Будто мы сами предлагали нашу дочь Ности! Вот что в газете написано! Разве это можно так оставить, господин Михай Тоот?

— Нет, нельзя, — ответил Михай Тоот, и лицо его побагровело, как гребешок у петуха. — Меня это тоже разозлило, в ближайшее же время я заставлю этого жулика Клементи описать все так, как было в действительности. Это ведь самое малое. Впрочем, за хорошие деньги Клементи даже правду способен написать. Совершенно испорченный человек.

— Ладно, ладно, милый муженек, — теперь кротко проговорила она (ох, как переменчивы эти женщины), прижалась к нему, положила руку на плечо, — но ведь если люди верят газетам, то какому сообщению они поверят — первому или второму, — зависит от них. Подумай-ка, насколько лучше опровергнуть газету по-другому. Чтобы эти спесивые, гордые господа, эти надутые дамы в пышных нарядах собрались в один прекрасный день сюда, в наше поместье, и их бы видел народ в деревнях, который высыплет, выбежит на шум звонких упряжек к воротам или в садики, и люди станут говорить друг другу: «Куда они едут?» — «Да на свадьбу в Рекеттеш. Ференц Ности на Мари Тоот женится», И нам, и Мари удовлетворение. И еще тебе скажу кое-что, милый ты мой старик. Если уж ты так не выносишь бедного Фери, не будем отпускать Мари из дому. Пусть только они обвенчаются, пусть он даст ей свое имя, а потом идет себе с богом, а коли исправится да расположение твое заслужит, годы испытаний с честью выдержит, то вернется или исчезнет навсегда, — ну, кинешь ему пару тысяч форинтов, если тебе так заблагорассудится, словом, можешь делать все что угодно, но теперь пусть они обвенчаются. У меня только одно условие, — чтобы на этот раз мисс не сидела за нашим столом, ты ведь помнишь желтое платье госпожи Хомлоди, в котором она однажды была у нас…

— Нет, не помню, Кристина, и оставь ты в покое желтое платье. Твои доводы на меня очень подействовали. Поди ляг спать, Кристина. Я должен над этим подумать. Мне казалось, что меня нельзя поколебать. Я думал, что все взвесил. А вот, оказывается, нет. О своем решении я скажу тебе после,

И снова два дня и две ночи вертелся токарный станок: Михай Тоот обычно размышлял под его гудение. На третий день рано утром он позвал жену.