Перед простодушными Тоотами знатность выставлялась как рыночный товар, идущий по баснословной цене. И госпожа Тоот в своих тайных планах действительно склонялась к происхождению и колебалась лишь между Палашти и Кракнером — Палашти был покрасивее, зато Кракнер был бароном! Правда, Кракнер всего лишь немецкий барон, между тем как Палашти — знатная венгерская фамилия. Господин Тоот не высказывал своих взглядов, но если можно делать выводы по некоторым признакам, из гостей он охотнее всего беседовал с председателем судебной палаты Шипошем, хотя тот приезжал из Бонтовара в фиакре и был уже не первой молодости, а кроме того, поговаривали, что он не дворянин, а из каких-то- мещан Шипошей. Иногда комплиментщики привозили с собой «слонов»[126], без них сельское ухаживание и в счет не идет. Комплиментщики нередко становились поклонниками, таким образом свита Мари разрасталась. С новыми лицами возникали новые впечатления, в соответствии-, е ними госпожа Тоот перестраивала свои планы, надежды, находя в постоянно меняющейся ситуации больше развлечений и забав, чем ее дочь. Высокое происхождение Дёрдя Палашти поблекло после одного гордого словечка, оброненного коренастым Ласло Венте. Венте, которого называли лошадиноголовым секеем, хотя голова его скорее напоминала лягушачью, до сих пор был лишь «слоном» или, по крайней мере, таковым считался (в свое время его привез е собой Денге), однако вдруг — это случилось через два дня после посещения Тоотов новым исправником — интерес и внимание госпожи Кристины обратились главным образом на господина Венте. Играл он с Мари в носы и проиграл, Мари же веселилась, как бесенок, с ней просто не было сладу, она так серьезно, с таким увлечением била картами, по большому носу огурцом, что из него пошла кровь. Господи, скорее тазик и воду! Крови из носа вытекло стакана полтора, все испугались, Венте и сам ужаснулся, объявив, что для них, Венте, это вообще очень опасно.
— А почему? — заинтересовалась страстная коллекционерка необыкновенных фамильных черт госпожа Тоот.
— Фамильная болезнь, к тому ж болезнь смертельная, — ответил Венте. — Еще Аттила, один из моих знаменитейших предков, умер от кровотечения ив носа как раз в ночь своей свадьбы. (Он сказал это таким тоном, словно в его роду встречались еще более знаменитые Венте.) С тех пор много Венте погибло таким же образом, особенно на комитатских выборах.
Кровотечение остановили, а ценность Лаци Венте сильно возросла: за ужином госпожа Тоот сразу же усадила его на четыре прибора выше, чем ранее.
ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА Ференц Ности на взлете
Таково было тщеславное, праздное общество, которое застал Ности у Тоотов, когда на следующей неделе нанес им визит. Причин для жалоб у него не было: его приняли приветливо не только старики, но и Мари. Она лишь им занималась, с ним говорила, его слушала, резко отделываясь от остальных, если они пытались к ней приступиться. Особенно было оскорблено высокомерие Палашти, и он искал предлога придраться к новому сопернику. За ужином речь зашла о машине Кемпелена из Пожони, которого госпожа Тоот помнила с детства, — о его всемирно известной шахматной машине-, обыгравшей самого Наполеона I. Кемпелен был старшим братом матери Палашти, однако даже в семье не знали секрета этого удивительнейшего изобретения, тогдашние владыки дотошно расспрашивали дядюшку, но так ничего и не добились.
— Э, да в ней просто человек был запрятан, — сказал Ности. — Иначе и быть не может.
— То есть вы утверждаете, что мой дядя обманщик?
— Я только утверждаю, что в машине был живой человек, — уклончиво и насмешливо отвечал Фери. — Не больше, не меньше. Какое мне дело да вашего дядюшки! Палашти вскочил злой, как хорек, и запальчиво произнес:
— А я не потерплю подобной наглости! Слышите, сударь! Ности спокойно поднял на него глаза:
— А я научу вас терпению.
На этом препирательства закончились, наступила немая тишина, потом беседа возобновилась, но то и дело прерывалась, и вскоре все разъехались.
Утром в бонтоварской Березовой роще состоялась дуэль, Ференц Ности прострелил Палашти правую руку, так что на третий день ее пришлось отнять (вот теперь и Палашти расчленен на куски). Но это пустяки, можно и левой рукой четверкой править.
Безмятежную, мещанскую жизнь Тоотов неприятно смутил сей печальный случай — последствие происшедшей у них в доме размолвки. Впрочем, господин Тоот, будучи человеком справедливым, взял сторону Ности.
— Он оскорбленная сторона, ему ничего другого не оставалось. Палашти сам нарывался на ссору.
Симпатия к Ности возросла еще и потому, что, явившись с визитом спустя несколько дней, он не разыгрывал из себя героя, а скорее казался кающимся грешником. Женщины тоже были на его стороне, хотя бы потому, что для них всегда правы присутствующие, а Палашти, выздоровев, больше в Рекеттеше не появлялся.
— А что ему здесь делать? — со спокойной иронией сказала мисс Тропп, гувернантка из Америки. — Ведь он теперь только «налево» жениться может.