История Ности-младшего и Марии Тоот

Интересно заглянуть и в комнату Мари, такая она чистая, приветливая, сверкающая — вся в пене кружев, словно гнездышко принцессы, — но туда заходить, когда вздумается, не наложено; самая же характерная комната здесь — кабинет самого Тоота; однако, когда там гудит токарный станок, беспокоить хозяина нельзя. В такое время кабинет этот — храм, а обитатель его — жрец, приносящий жертву богу или, вернее, первой своей любви: с закатанными рукавами, в зеленом переднике, он мастерит пенковые трубки для своих слуг и помощников управляющего.

Впрочем, есть существо, кому все дозволено. Вот и сейчас Мари широко распахнула дверь; на лице ее был написан испуг.

— Папа, папа, — выдохнула она, — к нам гость!

— Ну и что? — спросил старик весьма флегматично.

— Скорей, скорей, сними передник… передник…. я видела в окно, сейчас он будет здесь. И сама подбежала к отцу развязать передник.

— Уймись, что ты меня дергаешь? Чего ты так передника боишься? Я ведь его не украл. Мари топнула ножкой.

— Это же он, он, — в смущении запиналась она, — ну, как его…

— Уж не архиепископ ли эстергомский? — с некоторым удивлением спросил старый Тоот. Но послышался стук в дверь, и вошел новый исправник Ности.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, — заторопился ему навстречу хозяин, пытаясь припомнить, кто же его гость. — Ба, да ведь это мой советник! — весело воскликнул он и потряс обе руки вошедшему.

— Как новый чиновник уезда, счел долгом засвидетельствовать вам свое почтение.

— Рад, рад. Но пройдемте в гостиную, здесь такой беспорядок! Я вырезаю трубки для своих слуг. Дело мне немножко знакомое. Когда-то я трубочником был. Эх, хорошие были времена!

Ности тактично заметил, что истинный барин тот, кто не только головой, но и руками может хлеб зарабатывать, ибо он двойным богатством владеет.

В гостиной вскоре появилась и госпожа Тоот. Она встретила неожиданного гостя с шумной радостью. Извинилась, что не вышла раньше, — не заметила прибытия коляски. На улице слякоть, грязь, колеса не грохочут, а шуршат только. Хотя она-то заранее предчувствовала, что сегодня будет приятный гость.

— Мое тело — настоящий календарь или книга Сивиллы, — продолжала она в своей обычной манере, забывая основную мысль ради незначительных деталей. — Коли в ноге ломота, дождь будет, виски горят — ветер, левый глаз чешется — приятный гость явится, нос чешется — что-то в доме сломают… в правом ухе гудит — плохую новость услышу, а может, в левом, не помню точно. А ты, Михай, не знаешь?

— В левом, Кристина… ты ведь только левым ухом слышишь, — насмеялся господин Тоот.

— Ой, Михай, Михай! — возмутилась госпожа Тоот. — Ты зачем жену краснеть заставляешь? Ты б еще гайдука на бонтоварский базар послал на весь мир прокричать, что я глухая. Пора бы знать, всякая женщина — женщина, ни одна не любит, когда о ее недостатках трубят.

— А я, сердечко мое, боюсь, как бы тебя у меня не отбили, — пошутил господин Тоот.

Госпожа Кристина улыбнулась и обратилась к молчавшей Мари, которая чувствовала себя в этот момент, как никогда, смущенной, неловкой и несмелой.

— Сбегай, дочка, принеси на стол сливовицы и пышек. А сама все потирала левый глаз, который чесался по-прежнему.

Господин Ности отказывался, не стоит барышне ради него хлопотать, ничего он не хочет, и, чтобы помешать уже вышедшей в соседнюю комнату Мари, он бросился за ней и там вдруг протянул ей несколько сложенных старых газет.

— Вот, я выполнил обещание. Помните — волшебница с Шомьо?

— Помню, — робко ответила она и спрятала выцветшие газеты под черный жакет.

— А теперь вернитесь, я ведь выбежал вслед за вами с тем, чтобы вернуть вас.

Вскоре Ности встал и начал прощаться. Как принято в каждом венгерском доме, хозяева сетовали на то, что он не остается обедать, делали вид, что оскорблены, угрожали, что никогда не простят, соблазняли филе косули, балатонским судаком и послеобеденной партией в тарок — управляющий их имением один из лучших «тарокистов» Венгрии и всех присоединенных территорий. Однако Ности отговорился тем, что прибыл лишь с кратким визитом, дабы засвидетельствовать свое уважение, ибо зван на обед в Воглань, где встретится с сестрой, супругой губернатора, которую еще не видел с тех пор, как сюда приехал. После долгой канители договорились напоследок, что на будущей неделе он явится на целый день и потом всегда будет заезжать к ним, если окажется в их краях по долгу службы. На прощанье ему пришлось торжественно поклясться во всем этом.

— Я так зачащу, что и надоем вам, сударыня-тетушка, — пообещал он.

— Вот уж нет, — запротестовала совершенно очарованная госпожа Тоот, для которой это почти родственное «сударыня-тетушка» было как маслом по сердцу.

Снаружи на террасе последовало так называемое малое прощанье, когда любезные хозяева еще раз подытожили все добрые пожелания и заверения в скорой встрече, — естественно, дрожа от холода, так как вышли они из комнат без верхней одежды (хорошо гостю, он-то уже в шубе), но ничего не попишешь, так уж положено, деревня есть деревня, особенно когда находится она в Венгрии. Но тут вдруг Мари вспомнила: