Читаем История - нескончаемый спор полностью

Ориентация французских медиевистов на «этноисторию», или «историческую антропологию», оправдываемая достигнутыми ими несомненными исследовательскими успехами, вместе с тем обнаруживает и известную односторонность, более того, ограниченность «Новой исторической науки». Она остается чуждой другим направлениям современной гуманитарной мысли, прежде всего культурологии, с ее установкой на изучение не культурных «объектов», а субъекта культуры, не «вещей», а смысла, имманентно заложенного в культуре. В нашей науке культурология представлена трудами М.М. Бахтина и его последователей, но, насколько нам известно, не нашла должного и адекватного понимания у западных ученых. Эта «закрытость» французских историков для культурологической проблематики, как нам кажется, связана опять-таки с их настороженным отношением к теории и философии.

Огромный «задел» новых знаний о Средневековье, о его духовной жизни и ее специфических особенностях, который дала современная «Новая историческая наука», на наш взгляд, должен быть включен в более широкий и сложный культурологический контекст и только в нем может выявить всю свою познавательную значимость.

Одна из проблем, неизбежно возникающих перед современной историографией (не потому, что это новая проблема, а потому, что она должна быть поставлена по-новому), — проблема перехода от изображения структур к описанию событий, от синхронного анализа общества к исторической диахронии. Хорошо известно сознательное, «программное» пренебрежение Школой «Анналов» событийной историей, которая была объявлена Блоком и Февром достоянием «историзирующей историографии», «историей анекдотов». Сосредоточение внимания зачинателями нового направления на экономическом, социальном и культурном «срезах» истории было вполне объяснимо и оправдано той историографической ситуацией, в которой «Анналы» начинали и развивали свою деятельность. Однако не влечет ли за собой оставление истории событий за пределами поля зрения исследователя некоего нарушения принципа историзма и не содержит ли оно отказа исторического знания от одной из своих неотъемлемых задач? Разве история вовсе перестала быть повествованием о фактах жизни людей, народов, стран и государств в их последовательной смене? В конце концов и самый анализ социальных структур призван дать объяснение все тех же человеческих деяний, политических событий, раскрыть их причины и условия. Без событийной истории структуры останутся неподвижными и безжизненными.

Влияние структурализма, перемещение внимания от «короткого времени» к «большим длительностям», несомненно, способствовало тому, что событием стали пренебрегать. И в конце концов наступила реакция. Речь идет, разумеется, не о возврате к политической истории в старом ее понимании, как самодовлеющему рассказу о событиях, а именно о сближении события с детерминирующей его структурой, о роли событий в функционировании и трансформации самой структуры. Уже довольно давно Ле Гофф задался вопросом: возможно ли возвращение современной историографии к политической истории, и если возможно, то в какой форме?[201] Политическая история, по его мнению, возможна как «политическая антропология», как история, раскрывающая глубинный смысл конкретных событий посредством исследования символики, ритуала, эмблематики власти. Это в высшей степени актуальная постановка вопроса, и сам по себе такой семиологический подход не вызывает сомнений. Но указанным кругом явлений политическая история все же не исчерпывается, и в частности, история событий здесь все еще остается потесненной историей ментальностей.

В своей классической «Цивилизации средневекового Запада»[202] Ле Гофф прибегает к двухчастному делению основного изложения: «Историческое развитие» и «Средневековая цивилизация». Если в первой части отображен ход социально-политической истории, то вторая дает по преимуществу статичную, структурную картину духовной жизни западноевропейского общества. Такое решение, продиктованное интересами дела и принесшее в данном случае ценные результаты, вероятно, не единственно возможное и не идеальное. Событийная история и цивилизация в книге Ле Гоффа разделены, если не оторваны одна от другой. Не был бы этот разрыв в какой-то мере преодолен в том случае, если б анализ цивилизации предшествовал описанию истории Средневековья? Дело, разумеется, не в простом перевертывании последовательности частей; тем не менее не исключено, что если бы автору нужно было писать историю средневековой Европы вслед за анализом ее цивилизации, то самый подход к изложению хода событий и истории институтов был бы несколько другим — не был бы он поставлен в более тесную связь с очерком ментальностей? Как объединить структурный анализ с событийной историей, как проследить переход от одного уровня действительности к другому?

Перейти на страницу:

Похожие книги