История - нескончаемый спор

Бёрк подчеркивает глубокие различия в интерпретации исторического детерминизма Февром, признававшим определенное поле развертывания человеческой свободы, и Броделем, который эту свободу отрицал, а в событиях видел не более чем «пену» на поверхности «океана», таящего малоподвижные или вовсе недвижимые «структуры». Великолепный стилист и писатель, певец Средиземноморья, выдвинувший в качестве главного «персонажа» исторического исследования географический ареал, выдающийся организатор и лидер научного направления, Бродель, по справедливому утверждению Бёрка, был вместе с тем «лишен аналитической строгости». Ему был чужд интерес к истории ментальностей, символов и систем ценностей[428]. И потому уже не удивляет признание этого исследователя раннего капитализма, что Макс Вебер «вызывает у него аллергию…» (с. 50, 51).

В книге Бёрка предпринят анализ двух основных направлений, возникших в недрах «Новой исторической науки» в 60-е годы, — математизированной истории (которая, по выражению Леруа Ладюри, якобы представляет собой «революцию, полностью трансформировавшую профессию историка во Франции», — утверждение, по меньшей мере спорное, что выяснилось, когда мода на квантификацию стала спадать) и истории ментальностей (в которой Бёрк видит отчасти и реакцию на проповедовавшийся Броделем экономический и географический детерминизм, как и на всякий другой детерминизм, (с. 67).

В целом книга Бёрка может служить полезным введением в изучение наиболее важной и яркой страницы в истории исторического знания XX в. В ней, разумеется, далеко не исчерпана проблематика «Новой исторической науки», и ее анализ, вне сомнения, будет продолжен. Мне представляется, что одна из наиболее существенных проблем, остро поставленная именно в недрах этого историографического направления, — проблема исторического синтеза, проблема преодоления разрыва между изучением социально-экономических явлений и изучением феноменов культуры, проблема целостного охвата социально-культурной действительности. В какой мере современная наука подготовлена к достижению подобной «сверхзадачи» и осуществляет ее, в какой мере эта цель вообще достижима? Однако это особая тема, специально в монографии Бёрка не рассматриваемая[429].

Но мне хотелось бы сосредоточиться на содержании понятия «революции в истории», произведенной «анналистами». Собственно, понятие «революция» не Бёрком первым применено к этому течению; уже давно и не однажды писали о вызванном ими «коперниканском перевороте». Но, будучи вынесено в заглавие книги, это понятие приобретает ключевое значение. В чем же эта революция состоит? Вот вопрос, заслуживающий особого внимания.

Бёрк имел основание подчеркивать, что многое из того, что было сделано «новыми историками» и нередко рассматривается как их новаторский вклад, в том или ином виде было высказано еще и до них. В этой вязи всплывают имена таких классиков западной науки, как Мишле и Фюстель де Куланж, Мэтленд и Видаль де ла Блаш, Анри Берр и Лампрехт, и многих других. «Практически все нововведения, связываемые с Февром, Блоком, Броделем и Лабруссом, имели прецеденты или параллели», — замечает Бёрк (с. 105). Ни интерес к социально-экономической истории (в ущерб истории политической) или к истории повседневной жизни, ни «ретрогрессивный метод» и компаративистика, ни широкое применение рядом специалистов «математизированной истории» с использованием компьютеров для обработки серийных источников, ни демографическая история, ни особое внимание к природно-географической среде, ни крен в сторону «микроистории» и «глобального» исследования в области локальной истории, ни даже введение понятия «времени большой протяженности», ни концентрация внимания на истории ментальностей или пафос междисциплинарности, или переход от повествования к интерпретации сами по себе, утверждает Бёрк, не могут быть причислены к исключительному домену «анналистов», хотя все эти ориентации и подходы обрели принципиально новое значение в той констелляции, которая характерна именно для «Новой исторической науки». Бёрк подчеркивает прежде всего этот факт: разные тенденции, уже имевшие место в историческом знании, сошлись в контексте Школы «Анналов» в новом и беспрецедентном сочетании (с. 105, след.)[430].