История болезни

За беззлобной трепотней время летит незаметно и звонок, извещающий о начале рабочего дня, раздается как гром среди ясного неба. Расползаемся по рабочим местам и до конца дня забываем про Женькину обновку. Только вечером наиболее любопытные бегут посмотреть как "господин Бочаров на новой зубиле отбывают в свое родовое имение близ  Царского села". Это, как понимаете, опять Юрий Викторович наносит мне очередной смеховой нокдаун.

На следующее утро все повторяется практически под копирку. Опять в курилке не продохнуть, опять все слушают Женьку. Только под окном вместо "Москвича" старая Женькина "копейка". Владелец двух автомашин вещает:

– Значит, еду я вчера домой. Погода шикарная, на дороге никого. Решил попробовать как машинка на скорости себя поведет. Притопил. Ну, девяносто в час я на "жигулях" регулярно езжу, пока ГАИ не видит. Дожал до сотни. Идет как по ниточке! Жму дальше. Сто пять, сто десять, сто пятнадцать... Машинка летит. Дожал до ста тридцати. Чувствую, что она может и больше, но мне уже страшно стало. Сбрасывать не стал, так и еду сто тридцать.

– Врешь! – На Николай Саныча смотреть больно.

– Ей-Богу, не вру! – Истово крестится член КПСС с 1942-го года. – Ты слушай дальше! Еду, значит, я сто тридцать. Вдруг сзади то ли жужжание какое-то, то ли визжание. А машина идет ровно, на приборах все нормально и запахов посторонних в салоне никаких. Ничего не понимаю. А звук нарастает. Глянул в зеркало...

Женька выдает залп крупнокалиберного мата, передать который я даже пытаться не буду.

– Сзади меня догоняет горбатый "запорожец"! В минуту обходит как стоячего и улетает за горизонт!

– Наверняка ему в жопу вместо родного движка что-то мощное всунули, – авторитетно заявляет Мишка Дылевский, у которого не только машины – велосипеда никогда не было.

– Да это я понимаю! Со своим родным двиглом хрен бы он меня догнал! Но сам факт! Меня на новом "Москвиче" обосрал какой-то жлоб на горбатом "Запорожце"! Да еще и ржавом, в придачу! Хоть бы покрасил свое корыто, а потом обгонял!

Теща

По документам она была Людмила Федоровна, но по имени-отчеству ее называло только начальство.

– Теща! – разносился по цеху голос Юры Парфенова.

– Ай? – содрогались верстаки от зычного голоса Тещи.

– Курить пойдем?

– Пойдем!

– Тогда стартуй, я догоню.

И Теща стартовала. Если вы когда-либо смотрели "Рабыню Изауру" и видели Жануарию, то на фоне нашей Тещи она выглядела бы анорексичкой. Гигантский колобок на тромбофлемитных ногах неторопливо катился по участку в сторону курилки. У самого выхода Тещу легко нагонял Юра Парфенов и дальше они уже вместе чинно шествовали на токарный участок. Там возле окна под табличкой "Место для курения" стояло несколько деревянных лавок, обычно пустых. Но сейчас все места оказались заняты: Женька Бочаров по третьему разу хвастается новеньким "Москвичом-2141", который получил как участник Великой отечественной. Завидев Тещу, мужики быстренько освобождают место для дамы. Поскольку мужики в большинстве своем мелкие, то с лавки на широченный подоконник пересаживаются трое джентльменов. Юра протягивает Теще пластмассовый портсигар с "беломором". Выбранную папиросу Теща тщательно разминает, обязательно продувает картонный мундштук и только потом "беломорина" отправляется в рот. Тут же протягивается несколько зажигалок, Теща делает замысловатый кивок, умудряясь прикурить от всех зажигалок разом. Про Женькин "Москвич" тут же забыли.

– Когда на свадьбу позовешь, Теща?

– А как только зять подходящий появится. Я свою Танюху не для того родила, чтобы какому-нибудь хрену с горы отдать. Вон она у меня какая красавица!

Теща откуда-то из недр своих одежд вытаскивает громадный, под стать хозяйке, бумажник. В бумажнике под прозрачным пластиком цветная фотография – полноватая красавица-брюнетка на пляже в мини-бикини. Мужики с интересом разглядывают красавицу, кто помоложе нервно сглатывают и судорожно затягиваются табачным дымом. Теща, довольная произведенным эффектом, убирает бумажник обратно.

– Что, хороша девка?

– Принцесса на выданье! – Наперебой галдят мужики. – В отца пошла?

– В отца.

– А кто он?

– А черт его знает, я не спрашивала.

– Ну, Теща, ты даешь! – По голосу трудно понять, возмущен или восхищен Бочаров.

– Дала я двадцать лет назад! – как серпом режет Теща. – А сейчас рассказываю. Дай-ка, Юра, еще беломоринку...

Минута молчания, сопровождаемая шелестом разминаемого табака и чирканьем зажигалок.