История болезни

Так оно и получилось. Приехали в село, на каждом углу чачу предлагают. Я уже убедился, что Юре можно и нужно верить, не стал покупать. Отобедали, по селу погуляли, в назначенное время собираемся у автобуса. Два кадра подгребают уже веселые, жизнерадостные. Явно дармовой чачей поправили здоровье.

Отъехали от села километра на два, Юра водителя попросил остановить автобус. И рассказывает: "Две недели назад в этом селе умер уважаемый человек, глава большого семейства. По местным обычаям нельзя хоронить человека, пока с ним не попрощаются все его родственники. Семья большая, некоторые родственники живут далеко, добираться им долго. На улице, как сами можете убедиться, жара. Труп на такой жаре начинает разлагаться. Чтобы сохранить тело как можно дольше, варят много чачи. И в нее кладут тело покойника. Позавчера уважаемого человека похоронили. А куда девать чачу, в которой лежало тело покойника?".

Юрий Викторович затушил окурок папиросы, вздохнул.

– Два бухарика тут же с лица сбледнули и вылетели из автобуса как ошпаренные. Честно говоря, я чуть сам следом не выскочил, хотя к чаче не прикасался.

Да здравствует!

Кстати! Не знаю у кого как, а лично у меня все эти первомаи и седьмые ноябри вызывают в памяти следующую картину маслом:

Первое мая тысяча девятьсот восьмидесятого, Ленинград, Суворовский проспект. Семь часов утра. По проезжей части проспекта во весь опор несется невысокая полноватая женщина лет сорока. За руку тащит полусонного пацана младшего школьного возраста. Женщина, не стесняясь ребенка, во весь голос кроет матом первомай, предстоящую демонстрацию и городское руководство, которое за каким-то хером отменило весь общественный транспорт в центре города. Именно по этой причине женщине с ребенком приходится пешедралом пилить от Смольного до Московского вокзала...

Как вы, наверное, уже догадались, женщина моя мать, а полусонный пацан я сам. Все то время, что мама работала в психоневрологическом интернате номер семь, ей неизменно выпадало дежурить во все праздничные дни. А поскольку дежурства суточные, а дома меня оставить не с кем, то приходилось маршировать непарадным строем вслед за разъяренной матушкой, изредка вздрагивая от очередного матерного залпа.

Самое удивительное, что ни разу матушку не тормознули милиционеры, хотя стояли парни буквально на каждом углу...

Видимо, тогда я и намаршировался на всю оставшуюся жизнь. Сколько раз пытались меня затащить на демонстрацию! В седьмом классе участие в праздничном шествии, посвященном годовщине Великой октябрьской революции стало обязательным. Но я и тут отмазался – заблаговременно загремел с очередным обострением гломерулонефрита и выцыганил у нефролога справку с освобождением от подобных мероприятий.

Ну не понимал я людей, которые добровольно гробят свой законный выходной на многочасовое топтанье по асфальтовым мостовым. Хорошо еще, ежели с погодой повезет. Но у нас же Питер! То дождь без снега, то снег без дождя, то оба сразу.

Как обычно, ларчик открывался просто. В первый же год моей работы на "Ленинце" руководство цеха стало собирать списки, желающих участвовать в очередной демонстрации. Я привычно отказался, а Юрий Викторович Парфенов желание изъявил. Чем изрядно меня удивил, поскольку лояльностью к совдепии не отличался.

– Дурень! – ухмыльнулся Юрий Викторович. – Что мне в мае делать? Дома сидеть, телевизор смотреть? Тоска! А так за день демонстрации получу два отгула когда захочу. Летом к отпуску прицеплю!

Тут я задумался. С одной стороны: два лишних дня отпуска летом не помешают. Но с другой: переться к восьми утра на "Ленинец", потом несколько часов траурным маршем в праздничной колонне плестись... На фиг!

Третьего мая рабочий день начался со скандала. Компания отъявленных лоботрясов и опытных демонстрантов, кроме разрешенных бутербродов и термосов с чаем, умудрилась притащить несколько литров запрещенной водки. Профорг Толя Андронов только руками разводил, поскольку непосредственно перед демонстрацией лично обшмонал алконавтов и даже в термосы заглянул. Где мужики прятали водку так и осталось невыясненным. Ну а дальше дело техники: мужики за время шествия к Дворцовой площади успели накеросиниться до поросячьего визга. Не помешали даже транспаранты, которые этим бухарикам доверили нести.

На минуточку: вы только попробуйте себе представить всю виртуозность принятия горючего внутрь, когда обе руки заняты, а вокруг тьма народу и каждый может настучать!

На подходе к Дворцовой количество бухла на тело превысило все допустимые нормы и алкогольные пары сорвали предохранители. Мужики начали буянить и привлекать к себе внимание. Но все вероятные точки, где их можно было незаметно выкинуть из колонны, уже были пройдены. Оставалось только одно – тащить их в центре колонны, по возможности нейтрализуя пьяные выходки.