Но из дома я в этот день уже никуда не вышел. Видимо, одурев от загородного свежего воздуха, я еле дополз до постели и банально продрых до самого вечера, когда матушка с работы приехала. Вечером же выяснилось, что вместо благородного загара спина покрылась сгоревшей кожей и несколько дней Юрий Викторович с Олегом Александровичем точили языки об мою нежную шкуру. В отместку я дополз таки до медсанчасти и выправил новую справку, освободившую меня от колхозной повинности.
И вовремя! Буквально через пару недель "Ленинец" расторг отношения с "Шушарами" и взял под крыло загнивающее сельское нечто, которое тут же нарекли совхозом "Ленинец". Подлянка была в том, что до этого совхоза нужно было ехать полтора часа в одну сторону. Три часа тряски по областному бездорожью, глотая пыль в жарком ПАЗике – может ли быть хуже? Может!
Примерно через месяц, после заключения договора, руководство назначило первую вылазку в новоявленное совместное хозяйство. К этому времени питерская погода выкинула свой очередной фортель: на смену жаре пришел холодный атмосферный фронт, температура не поднималась выше десяти градусов. Вдобавок хляби небесные разверзлись и пролились на хляби питерские многодневным унылым дождем, навевая мысли об очередном потопе. Только вместо старика Ноя и его ковчега коллег ждал все тот же ПАЗик.
Поскольку я никуда не ехал, то весь день мирно просидел за своим верстаком. Кроме меня на участке осталось еще человек пять. Непривычную тишину ближе к концу рабочего дня нарушил Лешка Гуркин. Он ввалился в цех, громко хлюпая мокрой глиной сапог, злобно отжал подол куртки, отчего на полу образовался небольшой водоем, после чего сообщил обалдевшему от такого зрелища начальнику цеха:
– Завтра снова на картошку едем. И послезавтра тоже. Мы за день только треть грядки прошли.
– А что ж так плохо работаете? – подала голос Пискунова.
Лешка зыркнул на нее недобрым взглядом, явно намереваясь обложить мастера матом. Сдержался, пробурчал:
– Там грядки в два раза длиннее, чем в Шушарах. И почва сплошная глина, ползаем там как... Ладно, я домой пошел, сушиться.
Ближе к ноябрю, когда ударили первые заморозки, совхоз "Ленинец" решил осчастливить шефов. В цехах повесили объявление, что все желающие могут купить картошку по низким ценам. Со жратвой к тому времени уже было туго, так что желающих было много. Я заказал двадцать килограмм, Юра Парфенов сразу пятьдесят...
Говно это было, а не картошка.
Наши люди на такси не ездят!
Осень восемьдесят седьмого года буду вспоминать до гробовой доски. Да и вообще восьмидесятые, комнатку в коммуналке на Тверской и почти полностью расселенный под капремонт дом... Зима 86-87 была сродни блокадной. В доме отключили воду и отопление, чуть позже вырубили газ. А у нас не то, что ордера – смотровой еще не было! Многие удивляются, откуда у меня такая ненависть к совку – вот оттуда...
Только в марте восемьдесят седьмого удалось переселиться. Из имущества спасли телевизор и старенький холодильник. Мебель проплесневела, кишела клопами и тараканами, сбежавшимися со всего дома. Незадолго до "переезда" дверь в квартиру взломали, стащили почти все, что можно было унести. Кот каждого шороха боялся...
Переселились. Долгое время спали на полу – моей петеушной стипендии и матушкиной зарплаты едва хватало на самое необходимое. И лишь летом, когда стал получать зарплату слесаря, стало полегче. Ненадолго.
В тот вечер меня погнали в медсанчасть на медосмотр. Просидел я там часов до семи (рабочий день заканчивался в 15-52), одурев от духоты и голода. Наконец, в медкарту поставили нужный штамп, я срываюсь домой. Сорок минут тряски в промерзшем троллейбусе. Остановка, знакомый пустырь... Через который бредет заплаканная мама.
Первая мысль: телефона дома нет, предупредить не смог, матушка переволновалась где я и что со мной. Оказалось хуже. Пока меня ждала, решила наше жилище чуток прибрать. Зачем-то полезла на стул, зацепилась подолом – и упала. Перелом левой руки в области запястья. Надо было сразу в травму, а она еще несколько часов ждала меня. Потом, не выдержав боли, кое-как оделась и побрела на остановку...
В местном травмпункте в приеме отказали – прописаны по старому адресу. Из-за чертовой воинской повинности и совкового идиотизма пришлось тянуть с пропиской почти год. Иначе перевод из Смольнинского райвоенкомата в Невский и семь кругов ада медицинских обследований пришлось бы проходить заново. Едем на осточертевшую Тверскую. Посмотрите, кому не лень, по карте где улица Народная и где Тверская. Помножьте увиденное на восемьдесят седьмой год – ни маршруток, ни даже метро поблизости. Ждем троллейбус, опять тряска, пересадка и опять тряска. Наконец-то знакомый вестибюль районной поликлиники, мать уводят на рентген, потом на гипс.
На часах в холле – десятый час вечера. В глазах плывет и все кажется жутким сном. Но во сне не хочется спать...