История болезни

А вы думали, что просто пришел и купил форму? Не, ребята. Как завещал великий Ленин, социализм – это учет. Правда, есть версия, что это неточная цитата, полностью фраза звучит так: "Социализм – это учет всего того, что не успели скоммуниздить!" Как бы то ни было, а в августе восьмидесятого мы тоже получили красивую бумажку с приглашением в универмаг ДЛТ. За год учебы я напрочь забыл где это ДЛТ находится и как до него добираться. В ответ на эти слова приятель снисходительно хмыкнул и ткнул пальцем в сторону автобусной остановки:

– Садишься на "двадцать шестой", у него конечная остановка напротив универмага.

Просто для справки: Дом ленинградской торговли по сию пору находится на Большой Конюшенной улице, в советские времена – улице Желябова. Самый простой способ доехать от Тверской до Желябова это сесть на троллейбус №5 или №7 и проехать всего-то десять остановок. На дорогу уходило минут двадцать максимум.

Но мы ж легких путей не ищем! Поэтому я дождался, когда к остановке приползет желтая кишка "Икаруса" с табличкой "26" на лобовом стекле. Сели, поехали...

В отличие от троллейбусов, "двадцать шестой" петлял будто заяц, запутывающий следы. Покрутившись в закоулках в районе Литейного, автобус выгреб на улицу Пестеля, переполз по мосту через Фонтанку и неспешно потрюхал мимо Летнего сада к Марсовому полю.

Лучше бы я тогда смотрел в другую сторону! При виде гранитных глыб мемориального кладбища меня вдруг накрыл приступ пионерской сознательности и советского патриотизма. Фиг его знает почему, но в голове колом засела мысль, что я должен немедленно, вот прямо сейчас прийти на могилы революционеров, встать над плитой с именем Коти Мгеброва-Чекана и отдать пионерский салют.

Сейчас самому смешно и стыдно. Чего накатило вдруг такое? Вон под боком памятник юным героям обороны Ленинграда, мимо стенда с портретами Володи Дубинина, Зины Портновой и Лени Голикова чуть не каждый день ходил. И ничего! А тут прямо религиозно-фанатичный экстаз какой-то...

Из автобуса я не выскочил лишь потому, что был в совершенно непарадной рубашке и без галстука. Не застал я те времена, когда пионеры круглосуточно таскались в галстуках. Впрочем, может где-то и были такие, но в Питере я таких не встречал. Пионерский галстук был элементом школьной формы – и только. Поэтому я докатился до конечной остановки, рысью проскакал по первому этажу ДЛТ и рванул обратно. Купил чего или остался при своем полтиннике уже не помню. Скорее всего, уехал без покупок, потому что патриотический зуд свербел все сильнее.

Прискакал на остановку, дождался автобуса. Когда проезжали мимо Марсова поля, в мозгу почему-то крутилось "Дремлет притихший северный город", а по коже ползли мурашки величиной с горошину. Всю дорогу до дома хотелось крикнуть водителю "Что вы плететесь? Гоните до Тверской без остановок!"

Наконец, приехали. Вылетев из автобуса, я пронесся по двору-колодцу, взлетел на второй этаж, распахнул дверь квартиры и проскакал в свою комнату. Метнулся к тумбе с бельем и...

Вот бы поглядеть на мою физиономию, когда я обнаружил, что в чистом белье форменной белой пионерской рубашки нет. И просто светлой рубашки тоже нет. Из белой одежды в ящике тумбы нашлась только футболка, но на роль парадной пионерской формы она не годилась.

Церемонию отдачи салюта на могиле юного революционера Коти пришлось отложить. Сперва выяснилось, что из парадной рубашки я уже вырос. А затем и пионерско-религиозный зуд куда-то исчез. Через две недели я совершенно спокойно проезжал мимо Марсова поля. Там и без меня каждый год десятки новых пионеров принимали. С цветами, торжественными обещаниями и салютами...

Низзя!

Как я уже говорил, школа 154 была школой продленного дня. Это значит, что абсолютно все были обязаны оставаться на продленку. Если какой кружок или секция – неси справку с указанием графика занятий, в эти дни будут отпускать.

С одной стороны это хорошо. Для родителей – всегда знают где их чадо, что оно вовремя накормлено и уроки вызубрило. Для собственно чад продленка была жуткой тягомотиной. Классный руководитель нами занимался только в дневную смену, продленку вел другой педагог. У нас это была Нина Николаевна, дама предпенсионного возраста, с внешностью графини из фильма "Бронзовая птица". Ну, может, чуть посимпатичней. И – любительница приложиться к бутылке. В дни, когда Нина Николаевна была в адекватном состоянии, мы гуляли по Таврическому саду, могли всем классом сходить в ближайший кинотеатр или в музей Суворова, благо тоже рядом.

Но в тот вечер наша продленная дама маялась мигренью. То есть, это она так объяснила. На самом деле имели место быть обыкновенный перепой накануне и неправильный опохмел с утра. После обязательной программы (обед, прогулка, уроки) нас загнали в школьную игротеку, велев не греметь, не шуметь и вообще вести себя тихо.