Но ещё до этого, 24 июня, Рудольф Опиц в присутствии авторитетной делегации Министерства авиации, возглавляемой фельдмаршалом Мильхом (в её составе на правах эксперта находился и Александр Липпиш) поднял в небо Mel63V-21 (борт, код VA+SS). Надо сказать, что Опицу почти фатально не повезло в этом вылете — он слишком рано потянул ручку на себя, видимо, намереваясь выполнить эффектную «свечу», но скорость была ещё мала и, не набравший достаточной скорости для этого манёвра ракетоплан, снова ударился колёсами об бетон ВПП. От удара отлетела колёсная тележка, но двигатель уже вышел на взлётный режим и, продолжив взлёт на лыже, пилот всё-таки смог взлететь. Погода стояла не слишком подходящая для демонстрационных полётов — высота нижней кромки облачности находилась на отметке 2100–2200 м. Оказавшись под облаками менее чем через минуту после старта, Опиц начал описывать плавный разворот вокруг аэродрома. К счастью, для демонстрации баки самолёта были не полностью заправлены, но как и почти год назад — 17 августа 1942 г. — они оказались деформированы, и в кабину снова начали поступать ядовитые пары топлива. Но на этот раз ситуация усугублялась тем, что на этот раз Опиц был в обычном лётном комбинезоне и обычных лётчицких очках!!.. По существу этот полёт вполне мог стать для выдающегося лётчика-испытателя последним, так как его слезящиеся глаза почти ничего не видели. Но на этот раз фонарь кабины был оборудован форточкой, открыв которую пилот смог проветрить кабину и сравнительно спокойно завершить полёт после исчерпания запасов топлива. На Мильха полёт Ме163 произвёл весьма сильное впечатление, но при этом, в ходе консультаций со специалистами, было принято решение не отказываться и от Ме262.
Нет смысла говорить о том, что программа создания боевых ракетопланов осуществлялась под глубоким покровом тайны с использованием всевозможных мер секретности. Достаточно сказать, что испытательные полёты проводились под прикрытием истребителей, барражировавших на западных и северо-западных подходах к испытательному аэродрому, а решение на взлёт принималось с учётом данных воздушной обстановки
Справедливости ради стоит отметить, что разведка Королевских ВВС в 1943 г. так и не смогла добыть данных по разрабатываемым в Германии реактивным самолётам, а вот в отношении программы крылатых ракет ФАУ-1 этого не скажешь — в апреле экипажи британских «фотографов» из состава 544-й эскадрильи смогли вскрыть немецкий ракетный полигон в Пенемюнде, а июле обнаружили и две стартовых позиции баллистических ракет ФАУ-2.
И всё же сохранить в абсолютной тайне разработку новой боевой техники было конечно невозможно, в чём на собственном опыте смог убедиться лейтенант Мано Циглер, направленный в состав Eprobungskommando 16. Выйдя прекрасным июльским днём из вагона пассажирского поезда, доставившего его в Бад-Цвишенау он, устремив взгляд в безоблачное небо, увидел «пилотируемый реактивный самолёт — умопомрачительно быстрый… Это невозможно!.. Это похоже на абсурд…
…Крохотное чёрное пятнышко, появившееся на небосклоне, растущее с феноменальной скоростью и превращавшееся на моих глазах в предмет, напоминающий бумеранг, который зашёл в вираж, спикировал вниз, выполняя резкий манёвр, а затем, промчавшись беззвучно, словно призрак, скрылся за деревьями…»
Первое, чему обычно удивлялись прибывшие в Eprobungskommando 16 строевые лётчики-испытатели была строжайшая диета, представлявшая собой потрясающее меню, о котором большинство из них уже забыло во фронтовых частях, особенно в России. Мано Циглер с восхищением вспоминал «отварной рис со сметанным соусом и фруктовым вареньем, аппетитные омлеты с варёными почками, макароны высшего сорта с подливкой и гуляшом,, а также бесконечное разнообразие других блюд, которые уже довольно давно исчезли с немецких столов. Даже тосты жарились из первосортного белого хлеба! О чёрном здесь даже не слышали!».