— Выполняем «бочку»! — Теперь я снова с инструктором. Вижу, как носовая часть самолёта приподнялась над горизонтом и вслед за этим земля стремительно ушла из-под ног и оказалась над головой. Подумать только, вся земля, ярко освещённая солнцем, со своими полями и перелесками, с Бежицей и Бордовичами, сверкающей Десной на горизонте и пригородной железнодорожной станцией висела у меня над головой! Поскольку машина в перевёрнутом полёте оказалась с чуть опущенным носом, то земля была везде: и впереди капота, и со всех сторон над головой. Неба не было. Наваждение какое-то. Да где же оно? Внезапно появившись из- под правой плоскости — ярко-голубое, вместе с солнцем, оно быстро встало на своё место. «Бочка» была выполнена с чёткой фиксацией, без остаточных некрасивых покачиваний с крыла на крыло в конце фигуры (как мы их называли, приветов колхозникам).
— Теперь «боевой»! — не дав мне опомниться, инструктор опрокидывает машину через крыло и разгоняет скорость. Четырёхкратная перегрузка вдавливает меня в сидение, тело наливается тяжестью, шевелить могу только глазами — машина, резко задрав нос в зенит, жадно глотает высоту, одновременно разворачиваясь на 180 градусов.
Неприятные ощущения возникли во время зависания на «петле», когда в процессе выполнения фигуры, в верхней точке, допускалось непропорционально медленное движение ручки на себя. Самолёт, выскочив наверх, какое-то время лежал на спине, а я, повиснув на ремнях вниз головой, глотал пыль и мусор, сыпавшийся с пола кабины. При этом гарантированно обеспечивалась послеполётная работа на матчасти, так как в перевёрнутом полёте центроплан быстро забрызгивался маслом. В целом, Як-18 был идеальным учебно-тренировочным самолётом. Простой в управлении, он многое прощал начинающим. Но его исключительно надёжный 160-сильный двигатель М-ПФР был слабоват для пилотажа, и это было понятно даже нам, желторотым птенцам.
Много воды утекло с тех пор, много было интересного в моей лётной жизни, многое уже и забыто, но первые свои полёты в весеннем небе над Брянском остались в памяти навсегда. Это как первые свидания, первая любовь. И нет в памяти ничего дороже тех моих первых ощущений полёта, моих друзей по аэроклубу и того времени, когда наша юность встретилась с небом!
Однако в аэроклубе мы успели отлетать лишь половину программы КУЛПа, когда интенсивные полёты были прерваны и нас досрочно направили в военные учебные заведения. Наконец сбылась моя мечта — сдав экзамены, я стал курсантом Балашовского военно-авиационного училища лётчиков.
На первом курсе в училище нас ждало повторение пройденного — мы снова должны были летать на тех же «Яках». Но программа лётной подготовки стала гораздо обширнее аэроклубовской. К полётам на пилотаж добавились полёты строем, по маршруту и в закрытой кабине (под шторкой). Особенно много летали на пилотаж. Тогда нередко можно было наблюдать, как после полёта в зону какой-нибудь «Як» заруливал подальше от стартового «квадрата», где находился лётный состав. Из задней кабины скромненько и осторожно, стараясь не привлекать внимания, выползал курсант с белым подшлемником в руке. Можно было почти наверняка сказать, что подшлемнике курсанта находится его завтрак, съеденный им перед полётом. Это было не удивительно — в задней кабине перегрузки всегда переносятся труднее.
Или вот картина. Идут полёты. Командир эскадрильи майор Календо с интересом наблюдает за дежурным курсантом, снующим по «квадрату». Тот, почувствовав к себе внимание начальства, вытягивается перед ним. На курсанте слева — противогаз, справа — планшет, сзади — фляжка с хлорированной водой, спереди штык-нож. Словом, вся амуниция, предписанная для военнослужащего рядового состава наряженного для несения службы в наряде.
— Надо же! Не курсант, а вешалка… — комэск улыбается одними глазами. — Сними, родимый, с себя всю эту гадость, ты же на полётах. Я разрешаю…