История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный

«Ундина» в большой степени опиралась на мифологию, разработанную Парацельсом в трактате «О нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и о прочих духах». Согласно алхимику, четырем стихиям соответствуют живущие в огне, воде, воздухе и земле духи: «Те, которые обитают в воде, суть нимфы, те, которые в воздухе, — сильфы, те, которые в земле, — пигмеи, а те, которые в огне, — саламандры». Каждый дух имел несколько имен, и «ундина» было немецким названием нимфы. Фуке позаимствовал эти образы у Парацельса и сделал их основой для своего рассказа о любви рыцаря и русалки-ундины. В тексте повести ундина почти дословно цитирует любимого автором иатрохимика. В итоге именно «Ундины» Фуке и Гофмана вдохновили Андерсена на «Русалочку», Гейне — на «Лорелею», Пушкина — на «Русалку», Хенце — на одноименную балетную постановку, а Дворжака, Чайковского и Прокофьева — на их оперы. Духи воды упоминаются и в цикле опер «Кольцо Нибелунгов» Рихарда Вагнера (1813–1883) — композитор был настолько увлечен «Ундиной» Фуке, что провел последние дни жизни за ее чтением (а в его библиотеке рядом с Платоном и Кантом стоял томик Парацельса). Вдохновлялся Парацельсом и «Ундиной» также композитор Франц Лист (1811–1886), сочинивший увертюру «Четыре элемента» и этюд «Хоровод гномов». У композитора Клода Дебюсси (1862–1918) также есть сочинения под названиями «Ундина» и «Сирены».

Гофман развивает парацельсианские и алхимические мотивы в вышедшей почти одновременно с его оперой повести «Золотой горшок» (1814). В ней дрезденский студент, переписывающий старинные оккультные рукописи, узнает, что его господин-архивариус на самом деле дух огня, самаландра, и влюбляется в одну из его дочерей-змей. Архивариус рассказывает ему о своем давнем предке, Огненной Лилии, сочетавшейся алхимическим браком с Фосфором. Во время любовного акта двух этих персонажей, представляющих собой алхимические аллегории, Лилия превратилась в совершенное существо — сам философский камень. Огорченный потерей подруги, Фосфор обратился к окружающей природе, и одна из скал вызвалась ему посодействовать, попутно выдавав еще один намек на алхимическую натурфилософию: «Братья мои металлы спят там внутри, но я всегда весел и бодр и хочу тебе помочь». Скала выпустила из чрева черного дракона, и тот пленил существо. Фосфор сразился с ним, вокруг побежденного дракона запорхали разноцветные цветы, и Лилия, наконец, была освобождена и стала царицей. Так Гофман аллегорически описал алхимические стадии: с легкостью узнаются нигредо, «павлиний хвост» и финальное рубедо. Главного героя зачаровывает золотой горшок в комнате архивариуса, который является приданным его дочери-змеи. Он жаждет получить его, что намекает нам на то, что этот предмет в каком-то смысле является аллегорией философского камня, способного превращать металлы в золото, а влюбленность студента — в змею, символ меркурия — метафора тяги адепта к познанию тайн алхимии. За свои проступки главный герой и его знакомые попадают внутрь стеклянных колб, на поверку, однако вся сцена оказывается делирием главного героя, загулявшего на студенческой попойке. Этот образ снова отсылает читателя к образу гомункула, сотворенного в лаборатории алхимика. Наконец, преодолев все невзгоды, студент входит в таинственный храм и обручается с девушкой-змеей. В руках невеста держит золотой горшок с проросшей прямо из металла лилией — символ алхимической свадьбы и удавшегося великого делания.

В новелле «Песочный человек» рассказана история юноши, к отцу которого в детстве приходил страшный человек по имени Копеллиус. Его имя отсылает к алхимическому процессу купеляции, т. е. очистке благородных металлов от примесей. Мальчик считал Копеллиуса песочным человеком — страшным персонажем из историй для детей — и, подглядывая за ним, увидел, как тот работал за алхимической печью вместе с его отцом. Эксперименты — скорее всего, по изготовлению гомункула — привели к взрыву в доме, и мальчик лишился отца. Позднее, в доме напротив уже подросшего главного героя поселяется таинственный профессор Спалланцани, и с помощью похожих на алхимические аппаратов изготавливает девушку-автоматон, в которую молодой человек влюбляется. Юноша считает профессора похожим на знаменитого алхимика-шарлатана Алессандро Калиостро и приводит в доказательство его портрет, «гравированный Ходовецким». Если мы обратимся к одному из дошедших до нас изображений Калиостро, выполненным художником Даниэлем Ходовецким, то увидим, как мистик исполняет трюк со взрывом, напоминающий взрыв в лаборатории из повести Гофмана (71).

Рис. 71