Истории, которых не было

– Диночка, не слушайте этих несчастных жертв политической пропаганды, – Поль перегнувшись через стол, галантно чмокнул кончики моих пальцев, уже побывавшие на тот момент в солонке, – уверен, что прекрасные русские женщины расцветают на гораздо более изысканной музыкально-кулинарной почве.

– Причем тут пропаганда, балаболы! Я знала одного русского, он говорил, что вкус черного хлеба помогает ему верить, что когда-нибудь он вернется на Родину. Ты понимаешь меня, девочка?

Ха! Ещё бы не понять! Похоже не я одна. Иначе, чем объяснить, что сия пафосная тирада не вызвала обычных шутливых комментариев, наоборот, уткнулись все в свои тарелки, только уши торчат. Неужели, догадываются? Или Йордан растрепал? Послушно засовываю в рот пересоленный кусок. Фу-у! Он еще и с тмином. Гадость какая, с детства ненавижу. Интересно – кто был тот русский? Наверно эмигрант из бывших офицеров. А она итальянская графиня. Он у неё работал садовником и, чем черт не шутит, наставлял рога старому немощному супругу. А что?! Мог же сюжет бульварного романа хотя бы раз воплотиться в жизнь. По теории вероятности – мог. А если так, то Перлита – самый подходящий объект для такой театрализованной шутки заскучавшей судьбы.

– Ой! – подпрыгнула невменяемая рисовальщица, опрокинув вазочку с джемом, – я уже предчувствую романтическую историю. Несчастная любовь, да? Русский вдали от Родины, разница в социальном положении, Ваши строгие родители! Я угадала? Вижу, что угадала! У меня прямо нюх на любовные перипетии. Перлиточка, миленькая, расскажите, пожалуйста. Нам так интересно.

Ну, почему именно с ней сошлись у меня мысли…

– Нечего рассказывать, – отмахнулась «графиня», – никаких любовей. Я была маленькой девочкой, а Кириллу было хорошо за тридцать, он казался мне стариком. Я называла его «русский инвалид» из-за искалеченной руки. Мой отец, владелец седельной мастерской в Альбе был на хорошем счету у фашистов и тайком подкармливал наши отряды сопротивления. Говорят, там было немало славян, бежавших из концлагерей, но я встречала только одного, да, и то – мельком на кухне, когда он забирал приготовленные отцом припасы и наскоро глотал горячий кофе. Вот, и весь роман.

Да, уж, угадчица из меня та ещё.

– А домой-то он вернулся? Этот Кирилл?

– Не знаю, Диана! После освобождения Пьемонта летом 44-го мы больше не виделись, а адреса он не оставил и писем не писал.

Кирилл…, не слишком распространенное имя. Его дом пах ржаным хлебом. Плакатно, за то непоколебимо-позитивно. А чем пахнет мой дом? Гамбургерами и жвачкой? Бензином и горячим асфальтом? Так, этого добра везде навалом. Кроме запаха зассаного подъезда, реально, ничего не вспоминается. Куда же и, главное – зачем я хочу вернуться? Как в том анекдоте: «есть такое слово, сынок…»

– Сорок третья специальная, вас уже полтора часа гримерша дожидается!

Кураторша наша, несчастное, в сущности, создание. Метиска – помесь негра с индейцем. Обижается, когда её, с легкой руки кого-то из предшественников, называют папуаской. Свинство, конечно, с нашей стороны. А с другой – если бы меня в реале звали «Юрла-Мика-Атуаи»…, не знаю…, я бы, пожалуй, согласилась на «папуаску».

– Ничего, – Бохай еще плотнее устраивается на стуле, – такого мужчину, как я, не грех и подождать!

– Сорок третья!!! Официально заявляю: вы уроды!!!

Хы-ы, Юрла от возмущения сипит, как придушенный бегемот.

Грим – это прикольно. А ведь я даже в детстве не собиралась быть актрисой. Космонавтом хотела, юристом, ветеринаром, кассиром (чтобы денег было много). Да, и потом искренне не понимала, что за удовольствие для взрослого нормального человека – кривляться на людях в дурацком прикиде с разрисованной физиономией. И теперь сформулировать толком не могу. Надо на собственной шкуре ощутить, как это – превратиться во что-то другое. И важно не то, кем ты станешь: дряхлым стариком, слоном или табуреткой. От самой возможности таких перекрутасов крышу срывает очень быстро. « Я могу делать всё, что угодно!» – девиз натужно пыхтящих параноиков. «Могу быть кем угодно» – такую татушку я себе сделаю, когда вернусь домой.

– Аха-ха, Бенджи, пиджачок на голое тело – не твой стиль, явно. Скидовай его скорее, и так опаздываем на следующий эпизод.

– Это потому, что Дина текст добавила, которого нет.

– Ну и что? Жалко вам что ли? В кои-то веки побыть такой красоткой!

– Да, ладно! Ей же не меньше сорока.

– Ну, и что?! А рост! А фигура! А волосы!

– А мне уже надоело быть кассиршами.

– Не ворчи, Бохай. Вон, Йорику всё больше собаки достаются, он и то не жужжит.

– Потому что судьба меня периодически вознаграждает за долготерпение. Как сейчас, например.

– А кто ты?

– Да, я то, прохожий в костюме, а вот у тебя, Поль, эротическая сцена.

– Ну! Дай глянуть!

– Заранее надо читать. Возьми, там, на второй странице.

– НЕЕЕЕТ!!!!! За что???!!! Какой извращенец это сочинял??? Бен, ты это видел?

– Конечно! Ты моя девушка. Не бойся, я нежный!

– Поживее, господа, папуаска идет.

– Сорок третья, я с ума сойду, вам еще два эпизода, а вы копаетесь.

– Как два? У нас только один синопсис остался.