Истории, которых не было

– Слушаю, – почти не соврал я, – слушаю и вспоминаю, одновременно.

– Ясно. Ну, раз уж вспоминаешь, скажи – когда ты поверил? Ну, в то, что ты …

– Умер? Не стесняйся, это слово есть в моём активном лексиконе.

– Да…, я, тоже, постепенно…

– Сложно определить конкретный момент, – я честно напрягся для поддержания разговора.

– А ты проанализируй. Именно сейчас, через время. Сразу-то все кажется сумбурно, а когда оглядываешься – четче становится, проще, вроде комиксов: каждая картинка в своём квадратике. Хотя, я сразу на месте момент просекла. Только я после тебя расскажу.

Не удержалась, похвасталась. Смешная. Когда Кристинка, доведенная до отчаяния моей родительской заботой, сквозь злые слёзы кричала, что я ничего не понимаю, что со времен моей молодости мир кардинально изменился, и теперь именно ей и её сверстникам есть чему меня поучить, а не наоборот, я отмахивался: «Не в этой жизни!» Надо же, сбылось! И нечему удивляться, случайноляпнутое, вообще, имеет тенденцию сбываться чаще заветных желаний.

– Уффф… не знаю…, если укладывать все в табличку, то я уверовал в два этапа. Что ты хихикаешь

– В два этапа! Все-таки, ты жуткий зануда.

– Вот, нахалка! Сама же пристала, как банный лист к заднице.

– Ладно, ладно, согласна: я банный лист, ты – гы-ы, ну это, самое. Давай, какие там этапы?

Ну, не обижаться же на неё, в самом деле!

– Наполовину, я поверил сразу, как только, Зиг (мой куратор) мне об этом, позевывая, рассказал. Я, видишь ли, прекрасно помню, как это случилось.

Помню до сих пор, и вовсе не потому, что это было нечто сверхъестественное или как-то особенно меня мучает. Нет, просто, забывать нечего. Я хочу сказать, что забываются бледные фоновые детали, переосмысливаются подробности, а мой несчастный случай был ярким и кратким, как первый оргазм. У каждого есть такие, осевшие поверх коры головного мозга впечатления, напоминающие магниты на холодильнике: толку нет и к содержимому отношения не имеют, но забавно. Некоторые втягиваются и начинают самозабвенно охотиться на «магнитики», пока не облепят не только холодильник, но заполонят всю квартиру, после этого они переключаются на бытовую технику своих соседей.

Так вот, помер я примерно, как и жил – банально и бессмысленно. Часа в два ночи, на исходе рабочего дня, грозившего плавно перевоплотиться в рабочее утро, я заглотил не помню какую по счету порцию эспрессо и с разбегу плюхнулся в седло моего недавнокупленного выпендрёжного чоппера Yamaha. До моря, в которое я решил мокнуть продолбленную клиентами и начальством со всех сторон голову, было десять минут пешком. Но… байкер меня поймет, остальных прошу не беспокоиться.

На единственном крутом повороте навстречу мне, аккуратно по моей и без того узкой полосе томно выкатился зачуханый фиатовский микроавтобус. За рулем такого бронтозавра обычно сидит какой-нибудь турок, поэтому я не постеснялся в выражениях и взял, соответственно влево…, и понял, почему этот мудак ехал по встречке: он обгонял ещё более вялый хлебный фургон. Я не успел даже попытаться. Думаю, что выключился раньше, чем ленивый южный ветерок успел развеять обрывки интернациональных ругательств.

– Эй, пингвин!

– А?!

– Где у тебя Enter,Delete?

– Что?

– Зависаешь, говорю, как устаревший браузер.

– Не груби, – возвращаюсь я в единственную доступную реальность, – дай сосредоточиться.

Динька послушно захлюпала остывшим чаем.

– Понимаешь, не то чтобы я был сознательным сторонником теории априорности знаний, – делаю паузу в ожидании вопроса, моя собеседница молча облизывает краешек пиалы, – но у меня была любимая и часто употребляемая присказка, мол «мне никогда не отрубали голову, но я догадываюсь, что это плохо». Видимо те полторы секунды перед столкновением подготовили меня к неотвратимости сильной боли и, когда я открыл глаза, шевелиться мне не хотелось совсем, и я твердо решил не дергаться до очередного прихода врачей. В «палате» кроме меня, очевидно, никого не было и ожидание могло затянуться на часы, тем более что я с удовольствием пережевывал мысль о том, что пока я был без сознания, меня (надо же додуматься) перевезли в Софию, и сейчас в окружении почтительной свиты войдет светило травматологии, доктор наук Радка Панчева…, редкостная чушь лезет в голову сразу после гибели. В самом разгаре галюцинирования, буквально за пару минут до романтического свидания, меня неожиданно, без объявления войны, ошпарила солью по ягодицам мерзопакостная мысль: «А вдруг – паралич!?» Медленно-медленно, чтобы не потревожить ни одного перышка на крыльях моего ангела-хранителя, я поскреб ногтями простыню…, теперь ногами…, уффф, полегчало. Обрадованный воздух рванул из непомерно раздувшейся груди навстречу белому потолку. Поочередно протестированные суставы работали безотказно. Первое, что я сделал, усевшись на кровати – со вкусом испугался.

– Ага, если после пятидесяти с утра ничего не болит, значит – ты умер!

– Змеёныш ты ушастый, а не ребенок.

– Ага. Ты по делу давай. Когда понял-то?