Истоки. Авансы и долги

Учимся помаленьку выговаривать слова «рыночное хозяйство». Но что есть рынок? Это добровольный и постоянный обмен между собственниками товара и собственниками денег. Если вся собственность монополизирована государством, кто с кем будет торговать? Рынок станет игрушкой, плохо замаскированной формой распределения. Рынок — дело такое: он либо есть, либо его нет, и не бывает он социалистическим, капиталистическим или серо-буро-малиновым. И вот в бедовые наши головушки заглядывает мысль о демонополизации собственности. Мы пугливо открещиваемся — свят-свят, — но соблазн слишком велик, и, как нашкодившие монахи, мы успокаиваем тех, кто не может поступиться принципами: мол, не противоречит это священному писанию. Уж не всегда бравые вояки вырывают из рук митингующих и втаптывают в грязь почти что забытые лозунги «Земля — крестьянам», «Фабрики — рабочим». Но ведь раньше ту землю, те фабрики надо у кого-то отнять. Начинаем туго соображать: у кого бы это? Кого на сей раз предстоит экспроприировать? Скажите, мы готовы. Батюшки, да ведь целый класс-собственник народился, пока мы внимали речам про общенародное государство. Что-то, помнится, и Карл по этому поводу толковал во младости: государство может стать частной собственностью бюрократии…

Работник останется инвентарем государства, и никакой писаный закон не сделает его вольным человеком, пока у него нету собственности, хотя бы она и состояла всего лишь из пары работящих рук. Именно здесь глубинная связь между экономическими и политическими реформами, здесь в последнем счете наш путь в сообщество процветающих цивилизованных стран. Так пусть на равных конкурируют все формы собственности — частная, кооперативная, государственная.

На селе скорее всего будет преобладать единоличное хозяйство, или, как его деликатно называют, семейная ферма. Оно и везде так: в других отраслях — концентрация вплоть до межнациональных компаний с сотнями тысяч работников, а основой сельскохозяйственного производства как были, так и остались семейные предприятия. Значит, есть в этой таинственной сфере нечто такое, что делает единственно выгодной простую комбинацию: самая прочная ячейка общества, семья, одновременно является и производственной единицей, устойчивой, живучей, конкурентоспособной. Будь иначе, тамошние капитаны экономики давно прибрали бы их к рукам и слили в предприятия, не уступающие по размерам нашим колхозам. Земля может остаться национализированной, это и на Западе бывает, но непременно поступает в бессрочное владение семьи (владелец не имеет права продать или испортить землю — не его собственность). Но это вопрос спорный, а вот все прочие средства производства, нажитые семьей, — ее полная собственность, тут двух мнений быть не должно.

Именно так порешили китайцы в своих замечательных реформах: раздали мужикам землю и за год накормили миллиардное население. Теперь у них если что-то и не заладится с хозяйственными преобразованиями, так в сытой ли стране исправлять ошибки или в голодной? Разница. Мы же — люди, которые вечно опаздывают. Прет Деникин на Москву, уж Тулу взял — тут власти подсуетились, мобилизовались и, глядь, расколошмачен неприятель. Подпустили немца на окраины столицы и лишь после этого начали по-настоящему воевать. Вот и опять страна на краю пропасти, а мы все рассусоливаем на тот предмет, что не худо бы семейную аренду испытать. Да разве в марте надо было проводить пленум по сельскому хозяйству? Самое позднее — в ноябре, чтобы успеть до сева разделить землю: весной посеял, осенью жди результата. Теперь год пропал, а его еще прожить надо.

Да ведь и не решили ничего на том пленуме. Славно поговорили о прелестях семейной аренды, а как дошло до дела, докладчик сказал, будто отрезал: «…было бы неправомерно делать вывод о неэффективности колхозного строя. Нет, в природе коллективного хозяйства заложены огромные потенциальные возможности…» Видно, они тогда раскроются, когда нефть до капли выкачаем, обменяем на хлеб Аризонщины и Канзасстана, наших аграрных придатков. А пока лежачим хозяйствам опять дана отсрочка. Много ли их, лежачих? А треть хозяйств дает 80 процентов сельхозпродукции, остальные две трети — 20 процентов. Теперь им списывают долги — начинайте по-новой разорять страну. Не справитесь — в отдельных, как сказано, случаях придется передать земли «крепким колхозам, совхозам, другим предприятиям, коллективным и семейным арендаторам». Но это когда еще будет…