Немцы сообразили, что придется им самим хлопотать о себе, и Гофбауэр, взявшись за дело, начал наспех собирать голоса для выбора своей депутации. Тогда чехи разом смолкли; поглядывая на суетящихся немцев, они ухмылялись торжествующе и злорадно.
Юлиан Антонович после обеда всегда заглядывал в контору, где весь день работал Орбан. Контора, как все подобные ей, пропахла старыми пыльными бумагами, табаком и коровником.
Гавел вошел в контору первым и первым же самоуверенно поздоровался по-русски:
—
Лишь после этого Райныш вежливо произнес:
— Guten Tag! [150]
Юлиан Антонович с удивлением воззрился на обоих и, помолчав, грубо бросил:
— Чего притащились? Was ist? [151]
Вперед выступил Райныш, бегло говоривший по-немецки. Он сказал, что пришли они по поручению своих товарищей и покорнейше просят выплатить им заработанные деньги, хоть частично… Дело в том, что деньги сейчас им очень нужны…
Выражение лица у Юлиана Антоновича было такое, что Райныш сбился и замолчал.
Управляющий смерил пленных изумленным взглядом и глубоко вздохнул:
— Черти! Вот черти!
Наступило молчание. Потом заговорил Юлиан Антонович — вернее, закричал:
— Nu? Was wollen sie? [152]
Гавел отодвинул Райныша и, выступив вперед, попытался, как умел, объяснить суть дела.
—
Юлиан Антонович откинулся в кресле и скрестил руки на груди.
— Вот черти дерзкие! — И заорал: — Какие еще чехи? А? Я знаю только пленных! Пойманных злодеев! Врагов русского царя! Которых царь кормит, неизвестно за что!
Он выждал, с минуту и обратился к Райнышу:
— Und was wollen sie noch? [153]
—
Тогда Юлиан Антонович тяжело поднялся и велел Орбану, который уткнулся в какую-то бухгалтерскую книгу:
— Позовите людей!
Едва Орбан вышел, Юлиан Антонович приблизился вплотную к депутации.
— Вон! — взревел он. — Мне с вами, сволочь, говорить не о чем! С вами, банда паршивая, я договоров не заключал! Чехи… Лентяи! Бунтовщики! С вами военное начальство поговорит!
— Наши деньги не у военного начальства…
От такой наглости Юлиан Антонович даже задохнулся. Переведя дух, он оглушительно рявкнул по-немецки:
— Хватит! Вы ушли с работы! Я вас велю под арест посадить! Воры!
Здесь ему пришлось снова хлебнуть воздуху.
— Они воображают, я буду их даром кормить! Приварок давать — мясом, горохом, кашей! Из своего кармана! Раскармливать лодырей! А кто их на зиму оденет — я или господь бог?..
Орбан, вернувшись в эту минуту с каким-то перепуганным человеком, многозначительно оставил дверь открытой. И Райныш своевременно вышел в эту дверь. Гавел — за ним.
Все это произошло так быстро и так для Гавла непонятно, что он, догоняя Райныша, все хватал его за рукав и спрашивал:
— Что он говорил? Чего он там орал?
Только выйдя за ворота, Райныш с яростью ответил:
— А то, что нет у тебя никакого заработка! Вот что он сказал!
— Как же так?
— А так!
И Райныш опять рванулся вперед.
Когда они уже вышли на поле, Гавел постепенно собрался с мыслями и попросил Райныша объясниться определеннее.
— Да как он тебе сказал-то? Где же наши деньги?
Райныш ответил ему одним весьма грубым словом, и Гавел разразился дикой бранью.
Возвращающуюся депутацию увидели издалека. Все пленные бросили работу — которая и так-то немногого стоила, — и от нетерпения потянулись навстречу ходокам. Общая взволнованность находила себе разрядку в односложных шутках:
— Ух, денег будет!
— Гляньте — не донесут никак!
Вновь избранная немецкая депутация, как раз собравшаяся в путь, задержалась из любопытства.
Уже можно было различить лица Гавла и Райныша, и все жадно ждали их первого слова.
Гавел остановился. Раскинул руки. И голос его разлетелся над полем трескучей шрапнелью.
— Бросай работу! — гаркнул он так, что голос сорвался. — На воров не работать!
У пленных, с такой надеждой ожидавших их слова, холодок пробежал по спине. Все затаили дыхание.
Тем временем Райныш обогнал Гавла и, подойдя к ожидавшим, объявил кратко и резко:
— Ничего вы не заработали.
Вокруг Райныша, в которого вцепился Гофбауэр, мигом накипела толпа. Чехи обступили Гавла, О работе никто больше не думал. Над обоими человеческими клубками поднимались одни и те же выкрики. Вскоре они слились в единую бурю.
Клаус, который долго стоял около расстроенного Райныша и молча, одним ухом, слушал его со стиснутыми губами, вдруг яростно и энергично скомандовал:
— Ruhe! [154]
И попросил, чтоб Райныш связно рассказал обо всем. Он выслушал его очень внимательно и гневно потер виски. Плюнул, обвел глазами людей.
— Воры москали! Остановить работу! — приказал он. Первым его поддержал Гофбауэр.
— Даром никому не работать! — пронзительно закричал он высоким голосом. — Мы не рабы! Домой!
В следующее мгновение растрепанные кучки растерянных людей превратились в единый живой организм.