— Если отвечает тот, кого обвиняют, то я обвиняю эту женщину в том, что она лжет! — бросил в ответ Рерик. — И пусть теперь она сама доказывает, что говорила правду! Кто роет другому яму, попадет в нее сам, вот пусть она сама и выбирается из ямы! А меня она не заставит плясать под ее дудку, и я не собираюсь калечиться из-за ее лживого змеиного языка!
— Похоже, что божий суд придется проходить им обоим, и йомфру Ингебьёрг, и Хрёреку конунгу, — сказал Торхалль хёвдинг. — Это неприятно, но мы должны знать правду. Кстати, когда Гудрун опровергла обвинение, то же самое пришлось проделывать служанке, которая ее обвиняла.
— И ее утопили в болоте! — мстительно добавил Орм.
— Я ничего такого делать не буду! — отрезал Рерик. — Я не обязан ни перед кем оправдываться! Тем более перед вами! Если вы все, — он обвел враждебным взглядом датчан, — еще сидите здесь, такие гордые, вместо того чтобы ждать покупателя на рабском рынке с веревкой на шее, то только благодаря моему милосердию. А вы так себя ведете, как будто это вы взяли нас в плен! Смотрите, я ведь могу перестать быть таким добрым, если вы слишком забудетесь!
Ему никто не ответил, Харальд тоже промолчал. Он немного опомнился и не решался продолжать ссору с братом, своим первым и важнейшим союзником, находясь в захваченном, но еще не замиренном городе. Но и встать на сторону брата в споре с Ингебьёрг он тоже не решался. Он и раньше подозревал в Рерике опасного соперника, а теперь убедился, что так оно и есть. Датчане, в свою очередь, не слишком испугались этой угрозы. Ссора между сыновьями Хальвдана произошла у них на глазах, и теперь они знали, что между врагами Хейдабьюра вбит клин, значительно их ослабивший.
— Нельзя принимать сгоряча такие важные решения, — сказал Вильберт. — Всем нам надо остыть и образумиться. Мы еще раз поговорим об этом завтра. Королева умерла, дела не поправишь, а для мести ведь не нужно спешить. Месть истинная, обдуманная и справедливая всегда гораздо лучше, чем торопливая и слепая от ярости, ведь так, Харальд конунг? Мы еще раз поговорим об этом завтра.
— Я не уступлю, — процедил сквозь зубы Рерик. — Хоть бы все думали целый год, я не пойду на поводу у девки, которая сама не знает, что говорит.
— Я знаю, что говорю! — упрямо и гордо ответила Ингебьёрг.
— Расскажешь это Хель.
— А ты когда-нибудь расскажешь эту историю Нидхёггу!
— Харальд конунг, прикажи, чтобы ее увели! — потребовал Рерик. Он окончательно осознал, что перед ним стоит убийца Теодрады, и ему очень хотелось убить ее своими руками, как он продел это с Элландом. — А не то я сверну ей шею прямо здесь и действительно стану тем убийцей женщин, которым она хочет меня сделать!
— Уведите ее, — распорядился Харальд. Он еще ничего не решил, но уже остыл, устыдился своих чувств, и вид Ингебьёрг стал ему неприятен. — Заприте ее в чулан, и ты, Гейр ярл, поставь своих людей, чтобы стерегли ее днем и ночью. Осмотрите чулан сначала, нет ли там какой-нибудь лазейки.
Гейр ярл подошел к Ингебьёрг и сделал знак, предлагая идти к дверям. И она пошла, такая прямая и гордая, как будто одержала победу и удостоилась великой чести. Все те, кого она оставляла в гриднице, чувствовали себя гораздо хуже.
Весь вечер Харальд конунг сидел мрачный и ни с кем не разговаривал. Дружина тоже не отличалась бодрым расположением духа, все вздыхали и переглядывались. Давать советы никто не спешил. Положение было настолько затруднительным, что ни на чью мудрость нельзя было полагаться.
Поздно ночью, когда все разошлись по своим спальным местам, к двери чулана, где заперли Ингебьёрг, подошли два человека — Гейр ярл и Харальд конунг. Отперев дверь, Харальд приказал вывести Ингебьёрг, но сначала связать ей руки. Ее вывели, и тогда Гейр ярл сам набросил на нее плащ, прикрыв капюшоном голову.
— Что это значит? — надменно спросила она.
— Это значит, что тебе, йомфру, будет полезно немножко прогуляться, — спокойно ответил Гейр ярл.
— Подними мне капюшон, я ничего не вижу.
— А тут и не на что смотреть.
— Но я не вижу дороги!
— Мы тебя отведем.
Она не видела Харальда, но он шел поодаль, не сводя с нее глаз. В сопровождении хирдманов ее вывели из дома и повели к берегу. Светила луна, черные тени бежали по земле. Ингебьёрг почти ничего не видела, но, хорошо зная родной вик, скоро узнала под ногами прибрежный песок, а потом доски причала. Здесь маленький отряд остановился. Харальд подошел к ней вплотную.
— У тебя еще есть время, но самая малость, — сказал он ей, и Ингебьёрг слегка вздрогнула, услышав совсем рядом голос конунга. — Скажи мне, кто подбил тебя отравить мою жену, и тогда я оставлю тебе жизнь.
— Это сделал твой брат Хрёрек конунг.
— Неправда.
— Это сделал твой брат.
— Мой брат не мог этого сделать. Он слишком самоуверен и заносчив, слишком много о себе думает, но он не подлец и не мог нанести мне такой удар в спину, не мог лишить жизни невинную женщину. Он правда любил ее. Это сделал кто-то другой. Скажи мне, кто?
— Я уже сказала. Это твой брат Хрёрек конунг.
— Неужели тебе совсем не жаль твоей жизни? Ты ведь еще так молода!