Источник судьбы

Ульва принесли в усадьбу Слиасторп. Там его перевязали как следует, а Альв Волосатый, тоже раненый, но оставшийся на ногах, спешно готовился отбивать нападение. Среди тех, кого он торопливо выстраивал во дворе усадьбы, оказался и Витко. Среди беглецов обнаружились еще два человека из дедовой дружины: Волкош и Зоран, и теперь им приходилось принимать бой под началом раненого Ульва конунга, последнего из прежних хозяев Хейдабьюра. Рухнули надежды найти здесь помощи для князя Мстивоя, и теперь бодричи мечтали лишь о том, чтобы остаться в живых.

Никто не сомневался, что дружины захватчиков первым делом устремятся сюда. Королева Вальгерд сидела возле раненого деверя, бледная, но почти спокойная: она была потрясена всем случившимся и ей не верилось, что Сигурда конунга она больше никогда не увидит. О его возможной смерти носились неустойчивые и противоречивые слухи: в суматохе битвы кто-то что-то видел, но все говорили разное. Ей казалось, что вот-вот муж вернется и все станет как раньше. Не видя мертвого тела, она не хотела поддаваться надвигающемуся ужасу. Может быть, Сигурд конунг сейчас с кем-то из хёвдингов или в Хохбурге. Из его ближней дружины, бывшей с ним на корабле, никто не уцелел или пока не вернулся в усадьбу, так что настоящих свидетелей не находилось.

Химмелин тоже сидела рядом и молчала. Она уже переживала подобные повороты событий, и оттого сразу поверила, что ничего уже не будет как раньше. Все ее мысли сосредоточились на судьбе сына: выживет ли он после этой раны и дадут ли ему выжить сыновья Хальвдана? Везти его куда-то в таком состоянии означало обречь на верную гибель, и оставалось только надеяться на милосердие победителей. А молодая королева, с полубезумными глазами, бормоча самой себе какие-то слова, полные необоснованной бессмысленной надежды, то и дело выходила к воротам. Она всматривалась в дорогу от города, расспрашивала беглецов, и все искала, искала вокруг того, кого на этом свете уже не было.

Увы, еще до наступления темноты никаких сомнений в печальном исходе не осталось. К воротам усадьбы подошла дружина Харальда конунга, и на повозке, прихваченной где-то на пристанях, привезли тело Сигурда.

— Любой из его родичей может выйти и убедиться, что это действительно Сигурд сын Сигимара и что он действительно мертв! — объявил Оттар Епископ, потрепанный битвой и без своего золоченого шлема, но весьма довольный. — Харальд конунг обещает не причинять никакого вреда обитателям усадьбы и не желает лишнего, бесполезного кровопролития, поскольку вик уже наш. Рерик конунг сейчас обложил Хохбург. Скоро он тоже будет в наших руках. А как только все мужчины сложат оружие и выйдут, пообещав признать власть Харальда конунга, мы отдадим тело Сигурд конунга его родичам для достойного погребения. Он неплохо бился, и было бы несправедливо лишить его посмертных почестей.

— Скажи ему, что скоро он будет оказывать посмертные почести нам всем и забирать тело будет некому! — ответил Ульв, когда ему передали слова Оттара. — Мы будем биться, пока сможем держать оружие. А когда не сможем, то подожжем дом! Но мы не сладимся!

— Это речь, достойная мужчины! — Химмелин, молчаливая и бледная, одобрительно наклонила голову. — Передай этим данам, Альв, что ему не придется упрекать сыновей Сигимара в трусости.

— Это делает тебе честь, фру, — заметил усталый Альв. Ему было нелегко вдруг оказаться старшим над конунговой усадьбой и остатками дружины, но старый воин крепился. — Но вот сделает ли честь мне, если я позволю погибнуть женщинам? Тебе, молодой королеве? Королева — знатного рода, ей вреда не причинят. А если эти дом подожгут, то неизвестно еще, успеет ли хоть кто-нибудь выбраться.

— Лучше мне умереть… — дрожащим голосом откликнулась Веляна. — Сигурд конунг погиб… зачем мне жить… зачем…

И едва она сама сказала это вслух, как выдержка ей изменила и она горько заплакала. Она знала, какие слова ей надлежит сейчас говорить, но заставить себя и думать так было не просто.

— Да, Сигурд конунг умер, — тихо подтвердила Химмелин. — Но тебе еще рано думать о смерти. Я тоже кодга-то думала, что для меня все кончено… А я была даже моложе тебя. Но ты же видишь — я выжила, родила сыновей… И для меня Суденицы припасли еще и достатка, и радости. Может быть, и для тебя… Не торопись к Марене. Да и родичи твои, надо думать, о тебе позаботятся. Они тебя выкупят.

— Но Ульв ранен. Он даже меч поднять не может, — Альв оглянулся на молодого конунга, который лежал, с белеющей на груди повязкой, сквозь которую уже проступило небольшое ярко-красное пятно. — Он даже погибнуть, как полагается, сейчас не может. Ты же не хочешь, чтобы твой сын в дыму задохнулся, как лиса в норе!

— Это не позорная смерть, если конунг сам так решит! — заметил Свейн Упрямый, один из хирдманов-датчан. — А он сам так решил, все слышали.

— Если все погибнут и свидетелей не будет, то конунг будет опозорен! — возразил Альв. — Эти фрисландцы, сыновья Хальвдана, наплетут, что это они решили его сжечь со всем домом, а он плакал и просил пощады. И никто не докажет, что все было не так!