— Но ты же хочешь увезти ее в Свеаланд!
— Она сама хочет туда уехать.
— А конунг хочет, чтобы она не смогла уехать! Но он знает, что ты не позволишь удерживать ее силой, и задумал какое-то колдовство! — Сигвара испуганно прикрыла рот краем головного покрывала и глухо продолжала из-под него: — Он просил старую королеву о какой-то помощи. А она так закричала на него! Он говорил совсем тихо, я не разобрала, да еще Свейн расплакался, я его укачивала. А потом, я знаю, конунг послал Ари к Геллиру в Хрутов Двор.
Она смотрела на Рерика таким выразительным многозначительным взглядом, будто ждала, что он придет в ужас.
— Ари? К Геллиру? — Рерик нахмурился. Он не помнил никакого Геллира. — Ну и что?
— Геллир с Хрутова Двора! — повторила Сигвара, глядя на него с таким выражением, дескать, конунг и великий воин, а такой бестолковый! — Геллир же колдун! Он режет руны! Он даже может насылать проклятья с помощью ореховой жерди и лошадиной головы! Он в прошлом году наслал проклятье на Квиста из Железной Горки, и тот в то же лето, когда дрова рубил, поранился топором и скоро умер!
— И что, Гудлейв это оставил без последствий? За такие шутки вешать надо.
— А никто ничего не доказал! Ни у Квиста, ни у самого Геллира ничего не нашли — никаких таких рун, но все знали, что он виноват, потому что они с Квистом перед этим судились за один овраг, ну, я не знаю, как он называется, но там много железной руды.
— Ладно, хватит про Квиста. Что ты от меня хочешь?
— Но ведь если конунг послал к Геллиру, значит, он хочет как-то удержать эту йомфру колдовством! — плачущим голосом воскликнула Сигвара, сжимая руки и потрясая ими перед грудью. На одном из пальцев Рерик заметил золотое кольцо — надо думать, щедрый подарок Гудлейва. — И конунг женится на ней! А что я буду делать с моим пузатиком! С моим Свейном, а он, между прочим, сын конунга! Старший сын! И сколько бы там сыновей потом ни родила эта йомфру, старше моего пузатика уже никто их них стать не успеет!
— А, понял. — Рерик вспомнил о пухлом младенце, примерно полгода отроду, которого нередко видел на руках у Сигвары. — Хорошо. Я тебя понял. А ты, во-первых, не кричи. А во-вторых, если еще что-нибудь узнаешь, сразу говори мне. Я постараюсь сделать так, чтобы Гудлейв не смог задержать йомфру Сванхейд. Но помалкивай, поняла? Если Гудлейв узнает, что ты в этом деле держала мою сторону, а не его, тебе не поздоровится. И твоему ребенку заодно.
— Я поняла, Хрёрек конунг. А ведь это и его ребенок тоже!
Оставив Сигвару за углом девичьей, Рерик пошел в гридницу. Колдун Геллир, разгневанная бабка Рагнхильд… Может, еще раз поговорить с бабкой? Или с колдуном? Взять за шкирку, припомнить ему того беднягу Квиста… Да, но ссориться с колдунами опасно. Что же такое все-таки Гудлейв задумал? И рассказать ли об этом Сванхейд?
Конечно, Сванхейд имела право узнать, какие хитросплетения вокруг нее начались. Но Рерик не хотел заводить с ней это разговор, пока сам ничего не понимал и ничего не мог предложить. Самый простой способ что-то узнать — это дождаться Ари. Когда тот выполнит поручение и вернется, можно будет расспросить его. Возможно, что работник не захочет говорить: наверняка конунг приказал ему молчать. Однако нож возле горла — вполне убедительный повод передумать. А Рерик имел в распоряжении достаточно преданных ему людей, чтоб разговорить какого-то работника.
На следующее утро Сванхейд не вышла из девичьей, где ночевала. Рерик спросил о ней мать, и фру Торгерд ответила, что девушке нездоровится. То же подтвердила и Сигвара, которую Рерик тайком перехватил в сенях: йомфру не поднималась с постели и говорит, что больна.
Рерик всерьез обеспокоился. Тем более что Сигвара сказала, что мельком видела Ари: тот был в усадьбе вчера поздно вечером, почти ночью, когда Рерик уже ушел спать, о чем-то пошептался с конунгом и опять исчез. Он уже совсем решил снова обратиться к бабке Рагнхильд, но тут появилась Сванхейд.
Она выглядела спокойной, как всегда, хотя и бледной.
— Я должна попросить богов о помощи, — сказала она, присев на ближайший край скамьи в гриднице. — Ночью я почувствовала себя плохо. Словно холодная змея обвила мое сердце и давит… Рерик конунг, я прошу тебя, покажи мне какое-нибудь священное место в округе.
— Я сам повожу тебя в священную рощу. — Гудлейв поднялся со своего почтенного сидения, но Сванхейд покачала головой:
— Нет, Гудлейв конунг, я не хочу отрывать тебя от твоих дел. Тебя ждут люди. А Рерик конунг тоже вырос здесь, он знает священные места и покажет мне.
— Ему нельзя ходить по священным местам — ведь он христианин! — ответил Гудлейв, уколов Рерика ревнивым взглядом.
Но его действительно ждали люди — четверо бондов, пришедших с какой-то тяжбой, и он не мог уйти.
— Зато я и не подвержен колдовству! — Рерик в ответ глянул на него с намеком. — Идем, йомфру, я провожу тебя, куда ты захочешь.
Накинув плащи — день был пасмурный и ветреный — они вышли во двор. При дневном свете вглядываясь в лицо Сванхейд, Рерик видел на нем следы не столько болезни, как ему казалось, сколько озабоченности и утомления.