Испытательный срок

— Ой, да, конечно! Слава богу, у нас не однокомнатная квартира! Вы в спальне, мы в гостиной… Поместимся! Антоша, ты прямо сегодня останешься?..

— Ну если можно…

— Конечно, можно.

До пяти утра Борис Дмитриевич не мог заснуть. Какой уж тут сон, когда в твоей кровати лежит реальный оборотень, да еще с единственной дочкой. А ты сам в гостиной на раскладном диване. Намекнул Тамаре, что женишок с душком. Но встретил яростное сопротивление жены.

— Да у тебя все с душком! А парень отличный, сразу видно!

— Что тебе видно?

— Всего сам добивается. Из глухомани выбился, в институт поступил. Хоть и заочный, но институт. Симпатичный. И главное, Вере нравится.

— Как понравится, так и разонравится.

— Э-э… Ты что это задумал, старый? А? Не смей палки в колеса вставлять. Вон Людмила у нас с работы довставлялась, чуть дочку не потеряла.

— А что с дочкой?

— Та тоже привела, а парень наркоманом оказался. Вещи стал воровать. Людмила заявление написала.

— Правильно сделала.

— Ага… Правильно. Парня посадили, а дочка в отместку таблеток наглоталась. Еле откачали. У них же еще не мозги в головах, а сплошные крайности. Спи давай!

Да как тут уснешь? Конечно, если Вера его действительно любит, никаких вариантов не остается. Она в отца, такая же вспыльчивая. Но он человек взрослый, с опытом, подумает и взвесит, прежде чем принять решение. А она? Объяснять, что Антоша — преступник, бесполезно. Любовь слепа, а женская любовь еще и глуха. Он самый лучший — и все! Бывали в практике случаи, когда дамочки до последнего защищали уродов, убивших по несколько человек. Впрочем, почему только женская любовь? Мужики порой теряют голову, словно на гильотине.

Скажи ему, к примеру, двадцать семь лет назад отец или мачеха, что Тамара, по их сведениям, не является эталоном добродетели, он бы поверил? И отказался бы? Да никогда! Конечно, по прошествии лет у любимой выявился ряд недостатков. Но у кого их нет? Главное, чтобы юношеская влюбленность дала такой мощный пинок, от которого совместный полет по жизни продолжался бы максимально долго. И сохранилась теплота отношений.

К бате в поселок, кстати, надо бы съездить, навестить. Обрадовать, что любимая внучка нашла оборотистого женишка. Уж три месяца не навещал, только созваниваются.

В восемь утра Борис Дмитриевич поднялся с дивана, по-партизански пробрался на балкон и позвонил Бойкову, говоря по мобильнику как можно тише:

— Николай, по сегодняшнему мероприятию отбой… Звонили из министерства, приказали орла не трогать. Видно, крыша у него серьезная.

— А как они узнали-то?!

— Ты же дело регистрировал… А на дворе двадцать первый век. Видимо, кому надо, узнал.

Конечно, это было дешевой отмазкой. И теперь предстояло открыть истинную причину распоряжения.

После утренней сходки Царев велел Бойкову и Ольге Гориной — Колиной соседке по кабинету — задержаться. Но к основной проблеме перешел не сразу, решив подготовить почву.

— Николай Васильевич, игровые аппараты долго у нас стоять будут?

— До суда… А куда мы их денем? Склад вещдоков забит.

— Ну тогда накрой их чем-нибудь… Весь вид портят.

— Хорошо, накрою…

Речь шла об «одноруких бандитах», изъятых в подпольном казино. Казино организовал начальник районной разрешительной системы, прекрасный семьянин и убежденный пацифист, очень любивший материальные ценности.

Царев немного помолчал, постукивая кончиком авторучки по столу. Явка с повинной, как известно, штука добровольная. Если, конечно, не припрет.

— В общем… Хм… Никто по поводу Шатунова из Москвы не звонил. Это моя инициатива.

Подчиненные тревожно переглянулись.

— Почему? — осторожно спросил застрельщик разработки.

Царев ответил не сразу. Встал из-за стола, зачем-то подошел к окну и задернул штору, словно опасаясь шпионажа.

— Прошу понять меня правильно. И оставить разговор между нами… Одним словом, Антон… То есть Шатунов… Встречается с моей дочерью.

Несколько секунд прошло в тишине. А чего тут говорить? Не «гол» же кричать. Дело житейское.

— И что, у них — серьезно? — уточнила Ольга.

— Со слов Веры — да. Пока они собираются жить у нас… Коля… По разработке сроки есть, не торопись… А там видно будет.

— А вы говорили Вере, что у нас на него разработка?

— Нет… Все равно не поверит, а отношения испортим.

— Ха! — развел руками Бойков. — Так, может, он специально ее охмурил? Представляете, какая у него теперь крыша, то есть… Я хотел сказать…

— Я понял, — не дал закончить Царев.

— Коль, у тебя точно профессиональная деформация, — возразила Ольга, — нельзя же всех подозревать? Вдруг там действительно любовь?

— Уж больно вовремя!

— Тихо, — остановил спор Борис Дмитриевич, — все может быть. Но подстраховаться стоит. У меня просьба. Понаблюдайте за ним. Будет прикрываться моим именем, слухи пойдут.

— Если хотите знать мое мнение, — заявила Горина, — я бы не стала этого делать.

— Почему?

— Это их личные отношения. Мы не знаем, что их связывает.

Царев вернулся к столу, сел в кресло, посмотрел на фото под стеклом. Он, Тамара и Вера. В обнимку. Да, наверно, Ольга права. Ничего это не даст.

— Хорошо… Ничего не надо… Ольга Андреевна, как там новенький?