Испытание. По зову сердца

Но бор был безмолвен, лишь шумели верхушки деревьев, качаясь в вихре метели. Чего только сейчас не виделось Юре в лесу: и леший с большущей бородой, цепляющийся за стволы сосен, и волки, воющие в чаще, и белые фигуры занесенных снегом мертвецов...

Здравый смысл подсказывал Юре, что нужно идти к людям, в деревню, иначе их занесет здесь снегом... Но в деревне были фрицы, они ранили дедушку, они убьют его... И Юра решил остаться до рассвета здесь, в этом глухом лесу.

Он вытер кулаком слезы, сжал зубы, чтобы снова не разрыдаться, и зашагал к саням. Сейчас он возьмет топор и нарубит дров для костра...

Алексашин со Свирягиным сидели в снежном шалаше, ожидая возвращения разведки. Воспользовавшись вьюгой, которая мешала врагам рассмотреть, что происходит в наших частях, Свирягин собирал полк в кулак, подтягивал в лес, чтобы там в затишье дать бойцам отдохнуть, а на рассвете внезапно атаковать опорный пункт гитлеровцев — поселок Середа.

Занятый подготовкой предстоящего боя, Свирягин не чувствовал холода, но Алексашин продрог основательно, особенно мерзли ноги, так как из-под полотнища плащ-палатки, заменявшей собою дверь, сильно дуло. Время уже было за полночь, когда начальник последней вернувшейся разведывательной группы доложил, что ни подвод, на которых уехали Гребенюк с Юрой, ни их следов он не нашел.

— Дело дрянь! — протянул Свирягин, выслушав разведчика. — Людей вы сейчас же положите спать и сами ступайте, а в пять ноль-ноль явитесь ко мне. — Когда шаги удаляющегося разведчика заглохли, Свирягин со вздохом произнес: — Вот видите, какие дела, товарищ полковник... Чепе получается!.. Из-за Рыжика и этого старика приходится переносить время наступления... Я-то, откровенно говоря, думал часок-другой поспать... Да не выйдет!.. — Он выругался и по телефону доложил начальству об исчезновении двух подвод с повозочными Гребенюком и Рыжиковым.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

К утру метель стихла, и в прогалины между медленно плывущими на север облаками проглядывало бледно-голубое небо. Лес казался спящим; ни один звук не нарушал его покоя, лишь в костре потрескивали подброшенные Юрой сучья, издавая запах смолы и дыма. Юра думал только об одном, как бы не замерз Гребенюк. За эту страшную ночь мальчик измотался, только сознание того, что он должен спасти старика, поддерживало в нем силы.

— Юра! — послышалось с еловых ветвей, где лежал Гребенюк, и брезент, которым он был накрыт, зашевелился.

Юра бросился к нему, но опоздал. Гребенюк уже поднялся и, показывая рукой в ту сторону, куда плыли пожелтевшие облака, потребовал, чтобы Юра помог ему идти.

— Куда же вы, дедушка, пойдете? — забеспокоился Юра. — Вам же двигаться нельзя...

— Веди! — прохрипел Гребенюк. — Веди снова туда, к той балке! — Превозмогая боль, он сделал несколько шагов и судорожно обхватил руками молодую сосну, осыпавшую его снежной пылью.

— Дедушка, не надо!.. — упрашивал его Юра.

— Ты слыхал, что я тебе сказал?! Веди! — и Гребенюк, еле волоча ноги и пошатываясь, пошел к дороге.

— А как же с конями?

— Коней оставь здесь...

Юра подскочил к Гребенюку и, заглядывая в его бледное лицо, прошептал:

— Давайте я свезу вас куда-нибудь в деревню, а сам...

— Как ты смеешь мне это говорить? — Гребенюк взглянул на Юру, в глазах его было страдание. — Ты хочешь, чтобы мы к немцам попали? — Глаза его вдруг закрылись, и он качнулся на месте.

— Ну вот, видите, опять плохо!.. — У Юры еле хватило силенок поддержать Гребенюка.

— Ты видал, куда немцы зашли?.. Во фланг, вот сбоку как нашим ударят, тогда что?.. Мы должны упредить... — И старик снова, задыхаясь на ходу, упрямо двинулся вперед, но через несколько шагов зашатался и безмолвно опустился наземь. Не зная, что делать, Юра совал ему в рот горсти снега.

— Дедушка, родненький, послушайте меня, поедем в деревню... — всхлипывая, уговаривал он его. — Ну что же мне теперь делать-то, милые вы мои, родные?.. — Подхватив старика под мышки, он силился его поднять, но не мог. — Дедушка, откройте глаза... Ну, пожалуйста, откройте глаза... Мне страшно... — Юра утирал замусоленным рукавом полушубка свое измазанное копотью лицо и плакал все горше.

Наконец Гребенюк открыл глаза и, ухватившись за Юру, стал приподниматься.

— Знаешь что, Юра... — проговорил он. — Иди к той балке прямо... и, как до нее дойдешь, поверни направо, а там иди все прямо и прямо... на восток... а за лесом и наш полк... Понял?

— Понял! — всхлипнул Юра. — А вы как же?

— Меня отведи к костру... подбрось в костер побольше дров... А потом за мной наши придут... Понял?..

— Понял.

— Ну, помоги мне встать.

Юра подхватил старика, и тот с большим трудом поднялся. Так, обнявшись, они побрели к костру.

Сонька и Буланый вытянули шеи и, широко раздувая ноздри, тихо и коротко заржали. Буланый то и дело поджимал ногу, — очевидно, она у него очень болела.