Испытание. По зову сердца

— Меня отобрали на фронтовые курсы в Подольск.

— Ну и что ж? Хорошо. Радоваться надо!

— Радоваться? — С обидой поглядел Николай на комдива. — Для меня, товарищ полковник, дивизия — дом родной. И из нее я никуда уходить не хочу. Товарищ полковник, не посылайте.

— Милый ты мой вояка. Тебе ведь учиться надо. Без военных знаний победить врага нельзя.

Николай только саркастически скривил рот. Яков Иванович, увидя это, вспылил:

— Не понимаю! Не верите?

— Нет, почему же, верю.

— Тогда чего гримасничаете?

— Чего? А то, что вот сейчас это же самое внушал мне товарищ комиссар. Я ему одно, а он мне другое: «Вам, Кочетов, учиться надо». И точка. Даже слушать меня не захотел. Я, конечно, на него не сержусь. Сегодня, видимо, ему не до меня.

— Это почему же? — удивился Яков Иванович.

— Горе, видно, у него большое.

— Горе? С чего вы заключили?

— Да он сегодня сам на себя не похож. Таким я его еще никогда не видел.

— А где вы его встретили?

— Вот на том месте встретился и прошел с ним до самой глухомани, что за автопарком. Там он остановился у партизанской землянки, опустился на скамейку и молчком мне махнул рукой: мол, ступай.

— За автопарком? — озадаченно повторил Яков Иванович. — Идите, Кочетов, к себе. А когда я буду утверждать список кандидатов, вас вызову. — Здесь они расстались. Кочетов пошел к себе в роту, а комдив — в сторону автопарка.

Железнов увидел Хватова у партизанской землянки, сидящего с опущенной головой. Фуражка лежала у его ног.

— Фома Сергеевич! Что с тобой? — окликнул его Яков Иванович. Хватов поднял голову и посмотрел на него невидящим взглядом. Потом безмолвно протянул скомканную бумагу — сообщение штаба партизанского движения.

...»Ваша жена, Елизавета Пахомовна Хватова, зверски замучена фашистскими извергами и 28 июля скончалась в гестапо. Ваша дочь Наташа находится в партизанском отряде Борисова».

Яков Иванович вчетверо сложил это сообщение и положил себе в карман. Затем опустился рядом с Хватовым на скамейку и дружески положил ему на плечо руку. Сколько они просидели так — сказать трудно, но долго. Потом, когда Фома Сергеевич чуть-чуть успокоился, Яков Иванович надел ему фуражку и подхватил под локоть:

— Идем, дружище.

— Куда?

— А вон туда, — Железнов показал на мерцающие вдалеке, тянувшиеся к небу искорки, — к Ирине Сергеевне.

— К Ирине Сергеевне? Нет, — отмахнулся Хватов, — не могу. Понимаешь ли ты, что сейчас в душе творится? Все ходуном ходит. Кажется, взял бы и ринулся туда, за проволоку, — кивнул он в сторону, откуда доносилась орудийная стрельба, — и всех их, извергов проклятых, огнем, штыком, гранатой! — Фома Сергеевич не говорил, а, стиснув зубы, рычал.

— Возьми себя в руки. Идем, она нам родной человек, и, глядишь, там тебе полегчает.

— Нет, Яков Иванович, не полегчает. Скорее, своим горем я ее горе разбережу.

— Тогда потихоньку пойдем ко мне.

— Пойдем, — тихо согласился Хватов.

Чем ближе они подходили к автопарку, тем отчетливее доносился торжествующий голос диктора:

«...Дней пятнадцать тому назад войска Западного и Калининского фронтов на ржевском и гжатско-вяземском направлениях частью сил перешли в наступление...»

— Яков Иванович! — Хватов удержал комдива за руку. — Это же про нас!

Железнов было остановился, потом спохватился.

— Идем, послушаем. — Его обрадовало, что сообщение Совинформбюро сразу вывело Хватова из удрученного состояния.

Они свернули на стежку и пошли на огонек.

«...Ударом наших войск в первые же дни наступления оборона противника была прорвана на фронте протяжением 115 километров... Развивая наступление и нанося противнику непрерывные удары, наши войска разгромили 161, 392, 292, 129, 6, 256 германские пехотные дивизии, 14 и 36 мотодивизии и 2-ю танковую дивизию... Фронт немецких войск отброшен на указанных направлениях на 40 — 50 километров.

По 20 августа нашими войсками освобождено 610 населенных пунктов, в их числе города Зубцов, Карманово, Погорелое-Городище...»

Слушая сообщение, незаметно наблизились к палатке Валентиновой.

— Кто здесь топчется? Заходите. — Ирина Сергеевна распахнула полотнище. — Как раз к чаю.

— Это мы, Ирина Сергеевна. Проверяли службу наряда, — соврал Яков Иванович. — Услышали радио, вот и завернули.

— Так заходите. У меня тоже приемник звучит, — Ирина Сергеевна ввела их в палатку. Диктор рассказывал: «Бои идут на окраинах города Ржева. В боях отличились войска генералов Лелюшенко, Федюнинского, Хозина, Поленова, Рейтера, Шевцова.

Прорыв немецкого фронта был организован генералом армии Жуковым и генерал-полковником Коневым...»

Ирина Сергеевна выключила радио, усадила гостей за столик. На нем мгновенно появились хлеб, сало, чай.

— Я только что вернулась со станции. Там, на базе, мы получали новое оружие. По дороге чего только не нагляделась. Сплошь тянутся изможденные женщины с ребятами, со своими и чужими. Возвращаются домой. На них страх смотреть — чумазые, обросшие, кости да кожа. Все, что было у меня и у солдат — хлеб, консервы, сало, сахар, — все раздали им.