Последний кувырок изувеченного уже металла со сплетенными в объятиях человеческими телами, манекенами, фанерой и битым стеклом, последний клац челюстями, лязг дюралюминия и… тишина. Торчит где-то позади вращающееся шасси из грунта. Дымятся догоревшие уже остатки перевернутого внедорожника в кювете, мчится где-то по шоссе полицейский «Форд» с включенной мигалкой. Перезаряжает винтовку снайпер, бредет прямо через заброшенное поле клоун в рваном наряде, неизвестно как оказавшийся почти там же, где и разбившийся самолет, всего в какой-то паре соток метров от чужой трагедии. Впрочем, известно… Клоун из сгоревшего внедорожника, подобравшем на свою голову его на адовой дорожке. Сначала преследователи подобрали клоуна на обочине, а потом этот клоун их же и расстрелял из забытого на заднем сидении ствола. Кувыркались не хуже тех в кукурузнике, где первым после падения пришел в себя счастливчик с перевязанной поверх грязного комбинезона рукой, принявшийся тут же вытаскивать из изуродованного самолета остальных. Первой он вытащил из самолета бесчувственную Кэт, затем окровавленного Босяткина. Мешал манекен, загородивший собой выход, тот самый, который еще недавно его чуть не прирезал, которому Погорел тут же и помог «выйти», основательно приложившись ступней к его торсу. Не спасла того даже маска с Кириным лицом, которая только еще придала злости. Ведь если бы не ее этот розыгрыш, не ее эта дурацкая проверка на вшивость своего возлюбленного, то ничего этого сейчас бы не было. Сейчас бы они как раз возвращались из своего сказочного путешествия, в котором он на вершине вулкана предложил ее руку и сердце. Дрянь была в том, что без пяти минут жених всего лишь только предполагал все эти действия, когда его потенциальная невеста к этому времени уже вполне реально располагала вполне конкретным планом действий на весь предстоящий отпуск. И единственное, что в эти планы не входило, так это собственная смерть.
Кэт потом так никогда и не вспомнила, сколько прошло времени после катастрофы, прежде чем она очнулась. И первым, кого она увидела был осточертевший ей уже до мозга костей Погорел, целующийся взасос с бесчувственным Босяткиным. У этого и правда были не все дома, вздохнула она, понимая, что подобной мерзостью он занимался, без всякого сомнения, и с ней, когда она пребывала без чувств в его подвале. Брезгливо отвернувшись и оглядевшись, она поняла, что лежит в каком-то клоунском наряде прямо на краю какого-то самопального футбольного поля, устроенного прямо на краю леска, под засохшим корявым дубом, таким великолепным, что его даже не стали спиливать лесорубы, когда чистили просеку под ближайшей линией передачи. Недалеко проходила дорога с указателем на какое-то Чепелево. Не фига себе, куда залетела, усмехнулась она, все еще не веря, что жива. И снова под корявое дерево, своими кривыми сучьями распирающее хмурое небо, нависшему всей своей тяжестью над лежачей женщиной, не давая ему своими тучами полностью опуститься на нее, чтобы уж окончательно укрыть ее мраком. Не давала коряга, которая в своих растопыренных сучьях была не просто замечательна, она была великолепна, так и просилась всем своим великолепным уродством на холст. Жаль, Кет не умела рисовать… Устроившись головой прямо на животе единственного, наверное, уцелевшего манекена с развороченным уродством вместо лица, она даже не удивилась, что снова авария и снова под деревом. Круг замкнулся! И с этого места у нее начнется новая жизнь. Жизнь после смерти, которая все же ее достала.
Исковерканной грудой валялся рядом самолет, грозя в любую минуту вспыхнуть, при условии, что в нем было чему гореть, все топливо вылилось еще в воздухе. Между поцелуями извращенец так ругался, никакой культуры, что, если бы она его слушала, то уши точно бы завяли, скрутившись в трубочку. Но Кэт не слушала, радуясь уже одному тому, что и на том свете жизнь мало чем отличается от этого, где все вокруг только то и делали, что старались ее убить. Или не ее, а эту американку, которой она уже вроде как и не являлась, что в принципе уже ничего не меняло. Мертвецам по фиг национальность. Кэт криво усмехнулась, провела по волосам рукой, взглянула на небо. Сейчас этот извращенец нацелуется в свое удовольствие с трупом и примется за нее, вздохнула она печально, прикрывая устало глаза. Должно же все это когда-нибудь закончиться или нет? Да никогда это не закончится, если даже смерть этому не помешал, подумала она, слабо усмехаясь, стараясь свыкнуться с мыслью, что она уже покойница. И вот просветлевшая, она никак не могла понять одной простой вещи: почему ее убили только сейчас, а не гораздо раньше? Ведь это так хорошо, быть мертвой и ничего больше уже не бояться. Ее убивали в машине, стреляли в клубе, томили в подвале, жгли в доме и только в самолете наконец у них это получилось. Зачем так долго? Зачем надо было устраивать все это повторение прошлого и исправление настоящего, чтоб в самом конце всем сделаться трупами, зачем?