— Э-э-э — это все, что я способен произнести в эту минуту. Я чувствую, что мой мозг готов взорваться. Горячее пламя унижения вспыхивает в груди, заливая лицо краской стыда. Боже, какой я идиот! Как, черт возьми, я мог забыть, что солгал Шэрон о том, что признался Пейдж? Как я мог так облажаться?
— Простите, — вмешивается Шэрон. — Должно быть, я неправильно что-то поняла и допустила ошибку. — Похоже до нее дошло, что я натворил и теперь она изо всех сил пытается исправить мою оплошность, но ее голос хоть и ровный и без нотки волнения, но все же далек от обычного умиротворенного.
Жаль, но Пейдж ни за что не купится на такое. Дерьмо собачье!
— Так, стоп, — говорит любовь всей моей жизни, выпрямляется и убирает руку. — Подожди. Какие еще крайности? — она внимательно смотрит то на меня, то на Шэрон, в конце концов останавливаясь на мне. — Логан?
Мне конец. Я уже ходячий мертвец. Или сидячий. Какая, к черту, теперь разница? Глубоко вдохнув, я заставляю себя признаться.
— Есть кое-что, о чем я умолчал. Шэрон была уверена в обратном, потому что я солгал ей, чтобы она отвязалась от меня со своими вопросами.
Пейдж с опаской смотрит на меня.
Черт возьми! Я потираю губы рукой. Боюсь, что теперь все станет только хуже. Чувствуя, что это мой последний шанс оправдаться, говорю.
— Детка, все уже в прошлом. Думаю, если ты готова простить меня за все остальное, а мне хочется верить, что так оно и есть, то ты можешь простить меня и за это. Иначе ты бы не пришла сюда со мной, не так ли?
— Можешь просто сказать, что ты наделал? — требует она.
Она права. Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох.
— Помнишь, когда Эллиоту было чуть больше месяца, я взял выходной и отправил тебя в SPA отдохнуть и расслабиться?
Она хмурит брови. — Помню…
— В тот день я отвез его в клинику, чтобы сделать тест на отцовство.
— Что? — бормочет она, непонимающе распахнув глаза. — Ты… что?
— Мне просто нужно было удостовериться. — я ненавижу умоляющий тон, которым вынужден оправдываться. Ненавижу, что мне вообще приходится оправдываться. — Ничего страшного же не случилось. У него просто взяли мазок изо рта и все…
— Ничего страшного? — ошеломленно повторяет за мной она. — Ты обманул меня, потащил нашего грудного малыша в кишащую микробами клинику, и все для того, чтобы там ему засунули тампон в рот… Чего ради? Чтобы подпитать свою паранойю?
Я качаю головой, а между тем, мое сердце готово выпрыгнуть из груди.
— Детка, я не горжусь этим. Чертовски глупый поступок. Прости.
Я не удивлен, что она не интересуется результатами теста. Конечно, она их знает, как никто другой. Если только ее не похитили во сне и не оплодотворили инопланетяне, вероятность того, что Эллиот не мой, равна нулю.
Впрочем, я тоже это знаю. Теперь.
Я хочу взять ее за руку, но она с отвращением отшатывается от меня.
— Так вот в чем дело? Надеюсь, это все крайности, о которых она упомянула?
Меня так и подмывает сказать: «Да». Но, к сожалению, Шэрон употребила множественное число, а Пейдж слишком проницательна, чтобы не заметить такое.
— Нет, — говорю я, и мне интересно, то спокойствие, которое внезапно охватывает меня, это то же чувство, которое испытывают приговоренные к смертной казни? Принятие неизбежности?
— Результатов теста мне было недостаточно и несколько месяцев спустя… — я крепко стискиваю зубы. — Я нанял детектива проследить за тобой.
Она дергается, как от удара и недоумение застывает на ее лице.
— Ты что, издеваешься надо мной? — она спрашивает так тихо, будто у нее совсем не осталось сил. Затем она, словно получает прилив сил и заходится в крике: — Ты, блядь, издеваешься надо мной?
— Прости. — это все, что я могу сказать. — Прости, прости, мне так чертовски жаль.
Из ее горла вырывается сдавленный звук.
— Кто-то следил за мной? — с недоверием спрашивает она. — Как долго?
— Пару недель. Потом он уверил меня, что ты не изменяешь, и на этом все закончилось.
— Что ты хочешь этим сказать? — Она усмехается и в ее глазах проскальзывает недоверие. — Значит, этот… детектив ошивался поблизости, куда бы я ни пошла? С камерой наизготовку? Готовый поймать меня на месте преступления?
— Да. Именно так и ведется слежка. — Я понимаю, что это прозвучало немного язвительно, поэтому спешу извиниться, натянув улыбку. Как будто это может хоть что-то спасти.
Я идиот. Идиот и мудила. Вероятно, в скором времени еще и разведенный идиот и мудила.
Шэрон, нахмурив лоб, наблюдает за происходящим с молчаливой серьезностью. Просто образец материнской заботы.
— Кто был тем детективом? — внезапно спрашивает Пейдж с подозрением в голосе.
Мой желудок скручивает от боли, и я заставляю себя посмотреть ей в глаза.
— Это имеет значение?
Выражение ее лица становится жестким.
— Кто. Это. Был?
Если я сейчас признаюсь, то собственноручно забью последний гвоздь в крышку своего гроба. Можно начинать играть похоронный марш, потому что я не могу выдавить из себя ни слова.
Да этого и не нужно.
Ей все уже понятно и так.