Гадать и ломать голову над поведением Дженни было неблагодарным занятием, так что я отправился, как и планировал, в ванную. В конце концов, наши с ней отношения очень скоро закончатся, ведь я планировал поучаствовать в проекте, как обещал, до конца года, а затем попасть на фронт. Вынесенных уроков от общения с аристократами мне хватило, чтобы понять, почему сэр Немальд с Анной безвылазно находятся на своем месте. Сейчас я ничего с этим поделать не мог, да и что я должен был делать? Убить принцессу и отправиться на виселицу? Устроить бунт и лишиться работы, за которую мне платят бешеные деньги? Снова погрузиться в нищету? У меня были другие планы на жизнь, и я решил вести себя сейчас так, как будто ничего не произошло, чтобы быстрее все забыли инцидент. Ведь если тот ублюдок сейчас умрет, первым подозреваемым однозначно буду я. Так что полгодика-годик ожидания ничуть меня не расстроят, нужно будет за это время найти для него такую смерть, которая удовлетворит мое униженное достоинство, ведь не зря говорят, что месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным. Сначала умрет этот герцог, потом придумаем, что можно будет сделать с принцессой и ее прихлебателем из охраны, причем для нее – не обязательно смерть, в конце концов, ее семья позволяет мне делать любимое дело.
«В общем, время покажет, – решил я, осторожно раздеваясь, чтобы не потревожить раны, – а пока делаем вид, что я смирен и покорен».
Мыться пришлось аккуратно, но сколько же удовольствия мне доставила теплая и большая ванна. Несмотря на пощипывания в заживающих ранах от ударов прутьями, я задержался в ней надолго. Только когда кончики пальцев стали сморщенными, как у старика, я вылез и осторожно вытерся большим полотенцем, потом свежий, чистый и благоухающий вернулся в свою комнату.
– Мистер ван Дир, вам телеграмма, – остановил меня перед дверью один из слуг, осторожно ко мне обращаясь. С тех пор как я перестал пользоваться услугами личных помощников, я стал чаще общаться со слугами дома, что нервировало их.
– Спасибо. – Я взял листок с наклеенными на него полосками телеграфной ленты и стал читать, сердце тревожно забилось.
Письмо было из дома. Дедушка просил о помощи, говоря, что мама не хочет мне писать, а с деньгами стало совсем туго – проклятый ублюдок таки лишил их содержания.
«С этими заморочками я совсем забыл о родных, – укорил я себя. – Завтра же попрошу открыть счет в банке на имя мамы и положу туда деньги, чтобы раз в месяц с него делались автоматические переводы».
Сожалея, что сейчас не могу вырваться и навестить их, я еще несколько раз перечитал телеграмму.
– От кого новости? – Голос учителя застал меня врасплох, и я судорожно спрятал бумажку.
– Семейные неурядицы, завтра все сам улажу, – не стал вдаваться я в подробности, – только нужно будет в город выехать.
– Хорошо, но тебе вообще интересно, как прошла операция?
В последнее время у нас с учителем отношения не ладились, по крайней мере он так считал. Я же был уверен, что нам не нужно становиться ближе, чем есть сейчас.
– Не особо, – пожал плечами я. – Главное, чтобы расплатились по счетам.
– Сэр Артур завтра лично приедет проводить нас до верфи. – Сэр Энтони осуждающе покачал головой. – Но… просто тебе для справки – принцесса пришла в себя и в шоке от возможностей, которые ты ей подарил.
– Мы подарили, учитель, – поправил я его. – Я не один участвовал в операции.
– Если учитывать трудозатраты, твой вклад был самым весомым, поскольку протез мог сделать любой другой механик, а операцию провести и доктор Эберман.
– Если хотите мне помочь, сэр Энтони, уговорите включить в проект Дженни, – вспомнил я о своем обещании. – Этот чертенок достал меня просьбами посмотреть корабль. Тут проще согласиться, чем объяснять, насколько это все засекречено и невозможно, но она ничего не хочет слушать.
– Уверен, что она хочет остаться только из-за корабля? – осторожно поинтересовался сэр Энтони. – Девушка в последнее время места себе не находит, все время волнуется и спрашивает о тебе.
Я пожал плечами:
– Учитель, женщины – это последнее, что мне сейчас нужно.
Он внимательно на меня посмотрел.
– Рэджинальд, тебе не стоит замыкаться в себе, ни к чему хорошему это для тебя лично не закончится.
– Да я не одинок, учитель, – хмыкнул я, садясь на кровать, – и хоть тех людей, которые мне дороги, можно пересчитать по пальцам двух рук, я доволен их количеством, большего мне не нужно.
– Это неправильно, ведь, потеряв тех, кем дорожишь сейчас, ты останешься один, если возле тебя не будет никого больше.
– Ну, раз у нас сегодня урок философии, – фыркнул я, – тогда ответьте мне на вопрос, сэр Энтони. Я смогу сейчас завести себе друзей среди верхушки аристократии, не входя в их круг?
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом.
– Очень опасные мысли, Рэджинальд, так думают только республиканцы.
– То есть вы признаете, что текущий строй у нас в империи не позволяет простому человеку, сколь бы он ни был талантлив и сколько бы пользы ни приносил, стать кем-то большим, чем просто винтик в механизме?