Исповедь уставшего грешника

Я – умна, сексуальна, независима, а, если тебя интересует вопрос: «Счастлива ли я?», то засунь его себе в какое-нибудь свободное место, потому что на такие вопросы я отвечаю только тогда, когда сама сочту нужным, – вот вкратце, что говорит об Алине ее одежда.

И тут Алина задает важный вопрос…

Профессия у нее, конечно, дурацкая – ну, да Бог с ней, с профессией. Волосы ещё очень короткие. Зачем только женщины носят мальчишескую стрижку? У женщины такие волосы должны быть, чтобы в них могла утонуть мужская рука… Ну, ладно, потом поговорим, будет отращивать, как миленькая… Имя тоже неудачное, собачье какое-то: Алина. Когда мужчина доживает до моих седин, то хотелось бы, чтобы имя новой знакомой вызывало у него какие-нибудь ассоциации, желательно, конечно, приятные: так звали мою первую любовь, или мою любимую актрису, или даже учительницу… Такой привет из прошлого уверенности придает, не так страшно вступать в новизну. Алина – новое, неизвестное имя в моей жизни. Правда, в детстве на даче у соседей жила противная, не то чтобы даже злая, но очень вредная собака по кличке Альма. Вот только одну эту ассоциацию ее имя у меня и вызывает… Но имя – не прическа, его не поменяешь. Что ж делать? Придется свыкнуться.

И вот Алина спрашивает меня…

Интересно, а как её ласково называть? В постели, скажем? Алюша? Довольно мерзко звучит. Алинушка? Длинно очень. Алик? Совсем не годится… О чем только думали ее родители, давая дочери такое имя?

Так вот она спрашивает меня, сама не понимая, насколько вопрос ее важен:

– А вы дальше собираетесь ставить классику? И если да, то что именно?

И я могу ничего не отвечать. Я могу отшутиться. Я могу заинтриговать. Но в эту самую секунду я хочу ответить так, как не мог ответить еще каких-то полчаса назад. Алина, наверное, начнет ахать-охать, не понимая: мой ответ означает, что в моей жизни появилась женщина, ради которой и которой – ее глазами, ее мнением, ее впечатлениями, да ею самой, наконец, – я смогу осуществить свою мечту.

И я отвечаю:

– Я работаю над «Гамлетом».

Я произнес это, пожалуй, излишне торжественно, будто произносил клятву.

Только завтра о моем решении узнает мой директор. А потом – мой актер Игорек, который только что сыграл главную роль в сериале «Русские терминаторы», и пора ему уже заняться серьезной работой. И мои народные – принародные, которым предстоит сыграть подлинную любовь Гертруды и Клавдия…

Но никому и никогда (разве только Алине, да и то – не уверен) я не расскажу, почему я решил воплотить свою давнюю мечту именно сегодня.

Итак, я произнес торжественно:

– Я работаю над «Гамлетом», – а потом добавил, словно испугавшись собственного пафоса. – Знаете, говорят, Мейерхольд просил написать на своей могиле: «Здесь лежит режиссер, который никогда не хотел ставить «Гамлета».

Я улыбаюсь. И Алина улыбается.

Забавно, думаю я, эта женщина с короткой стрижкой и неясным именем даже и не догадывается: именно благодаря ее появлению в моей жизни я решился наконец ставить «Гамлета». А мне это известно так же точно, как то, что у нас с ней есть общее будущее. Этому моему пониманию никаких рациональных объяснений не существует, и именно потому оно является абсолютно точным.

– «Гамлета»! – удивляется она. Удивляется тихо, почти шепотом, и, главное, не всплескивая руками. Я заметил: женщины, которые, удивляясь, всплескивают руками, редко бывают искренни. – Как интересно! – Продолжает Алина, почти не повышая голоса. – Значит, у вас наверняка есть неожиданная концепция! Не поделитесь?

Я смотрю на нее, улыбаясь чуть снисходительно и иронично. Не произнося ни слова, отрицательно качаю головой. Ловлю ее любопытствующий взгляд. Выдерживаю паузу. Произношу слова спокойно, даже чуть небрежно:

– Могу только сказать, – не для печати, а для вас лично – что действие моего спектакля будет происходить в России.

Я был уверен, что этот мгновенный укол ее потрясет: Эльсинор – в России! И она начнет дальше расспрашивать, а я буду уклоняться от прямых ответов, и все пойдет, как надо, и она, конечно же, восхитится мной…

Твой отец – идиот, который стареет быстрей, чем умнеет. Почему? – вежливо спросишь ты. Потому что только идиот может надеяться предсказать ответ той женщины, ради которой в первую же встречу решил ставить «Гамлета».

Ее взгляд не зажегся, а потух, она вздохнула и произнесла печально:

– Да-да, ясно… Островский – в пионерском лагере, Ибсен – в детском саду, «Двое на качелях» – в лифте… Герои «Ревизора» – в кожаных пальто, «Гамлет» – в русской деревне, Офелия в сарафане вешается на березе… Извините, я не хочу вас обижать, просто…