— Ладушки. — Федул Иванович спохватился: — А представляешь ситуацию: берем мы наркомафию, не всю, конечно, во всемирном масштабе, — он очертил рукой круг, — а так — крупиночку, — и показал ноготь. — Но для России масштаб достаточный. Дальше для тебя картина знакомая: один молчит, другой отрицает, а пятый колется, и начинается заплыв. И среди прочих имен называет и Гурова Льва Ивановича. Да не один называет, где отпереться просто, а несколько. Они ведь злые будут, могут и напраслину на тебя возвести. И уж что ты знал, ведал, переговоры вел — так обязательно. Обязательно — вроде твое любимое слово. Скажи?
— Обязательно, — повторил Гуров и улыбнулся. — Но у меня есть и другая присказка: «Это вряд ли…»
— К данному случаю она не подходит, так как статья у тебя будет именно — обязательно, и срок длинный.
— Вы вначале что-то о старых пнях обмолвились…
Прокурорский перегнулся через стол и сунул под нос Гурову огромный костлявый кулак.
— Мне о себе все дозволено, а ты, умник, язык попридержи, понял?
Гуров оттолкнул кулак с такой силой, что Федул Иванович упал в кресло, ударился о спинку, глубоко вздохнул и неожиданно показал Гурову большой палец, подмигнул, пододвинул блокнот, начал писать и сердито заговорил:
— Ты не мальчонка — свою судьбу сам держишь, как желаешь, так и распоряжаешься. Не дай вам бог, господин полковник, в этот кабинет для иного разговора попасть. Смекаешь?
— Так от сумы и тюрьмы, известно, господин прокурор, не зарекаются.
— Иди, пока до свиданьица, — Федул Иванович протянул Гурову исписанный листок и пожал руку.
— Желаю здоровья, Федул Иванович, — Гуров взял листок, убрал во внутренний карман, в дверях обернулся, посмотрел на «красного комиссара» долгим взглядом и вышел.
«Мерседес» Крячко стоял метрах в двадцати от дверей прокуратуры. Но Гуров садиться в машину не спешил, оглядел улицу, присмотрелся к другим машинам, припаркованным неподалеку, прислушался к себе, словно больной, проверяющий, есть у него температура или нет, только потом неторопливо подошел, вновь огляделся, не забыл проверить окна ближайших домов, наконец сел.
На заднем сиденье полулежал Орлов. Он не прятался, просто дремал.
— Обижаешь, командир. — Крячко завел мотор. — Проверяешься, словно тебя не сыщики ждут, а пара залетных фраеров.
— Не слушай, Лева, все верно. — Орлов зевнул. — Станислав через каждые пять минут выходит. А за пять минут, как пела моя любимая артистка, можно сделать очень много. Проверяйся, Лева, и проверяйся, держи себя в пределе. Я знаю, у тебя верхнее чутье.
— Обязательно, Петр. — Гуров вынул из кармана полученную от заместителя прокурора записку. — Станислав, приткнись в переулочек.
Почерк у прокурорского был ужасный, но Гуров, разбирая по слогам, прочитал: «Ты мужик настоящий, только вряд ли тебе поверят. В твоей бывшей конторе протекла крыша — кто, не знаю. Берегись и никому не верь, особенно телефонам. Передай Петру, чтобы он, старый козел, от тебя уходил подальше и сочинял легенду — может, собаки потеряют след».
— Дай сюда! — Орлов вырвал у Гурова листок. — Почерк неповторимый. Федул! Как же он в прокуратуру забрался, а я и не слышал? Мосластый, бровастый, руки граблями?
— Он, — кивнул Гуров. — Значит, нас слушали. То-то он говорит одно, а смотрит иначе.
— Старый лис. Как бы с ним повидаться? Это решим. А пока, Лева, мое участие в вечерней проверке в твоем офисе отменяется — колупайтесь одни, не котята. Станислав, высади меня у ближайшего метро.
Когда Крячко затормозил, Орлов сказал:
— Мне не звонить, даже домой. Надо будет, объявлюсь. Ты, Лева, в офисе швырни в меня грязью, мимоходом — не переусердствуй. Удачи.
Орлов ушел, сыщики долго молчали. Крячко увидел, что его подпирает троллейбус, поехал и смачно выругался.
— Скверно, Станислав, получается. Мы играем с неизвестными противниками и по правилам, которых тоже не знаем. Если нельзя верить заместителю министра, а кабинет зампрокурора прослушивается, то не знаю…
— А ты матюгнись, и полегчает, — ответил Крячко. — Едем в офис, попробуем обнаружить, кто ставит и снимает липучки.
— Едем, только настроения нет, куражу.
Гуров и Крячко приехали в офис, прошли в кабинет. Станислав сразу матюгнулся, по-своему мстя слухачам. Микрофоны отравляли жизнь, не давали возможности обсудить столь горячую ситуацию. Более выдержанный Гуров решил использовать прослушивание с пользой для себя и сказал раздраженно:
— Станислав, перетряхни мозги, вспомни: может, тебе попадался на глаза этот чертов Еланчук, или ты слышал о нем, либо он в агентурных проскакивал?
— Нет, уже сказано, у меня память на имена компьютерная. — Крячко привычно включил кофеварку. — Забудь ты этого прокурорского хмыря. Ему требуется — пусть копает. Он тебя, как мальчика, пытался на гоп-стоп взять. Наркотики, надо такое придумать! Лев Иванович, по-честному, ты когда-нибудь пробовал какое-нибудь зелье?
— Анашу раз курнул, гадость. — Гуров взглянул на часы: до конца рабочего дня оставалось около тридцати минут. — Не нравится мне разговор в прокуратуре, в чем-то они нас подозревают.
— На то и щука в море…