— Доволен, что парень уцелел. Чего мне торжествовать? Вы лишний раз Гурова предупредили. Он хотя в этом и не нуждается, однако легче мне от вашей торопливости не станет.
— Ну, ладно. Что было, то прошло, — сказал Валентино. — У тебя, гений, есть идеи? Или ты записался в оппозицию и лишь критикуешь?
— Идеи есть, но сказать мне нечего. — Еланчук кивнул Жеволубу на дверь: — Погуляй, шеф сейчас тебя догонит.
Тот взглянул на хозяина и неторопливо вышел.
— Даже шайка разбойников должна соблюдать свои законы, чтобы остаться шайкой, — сказал Еланчук. — Тебе просто повезло, ты чуть было не кончил жизнь самоубийством. Разработкой занимаюсь я, ты лезешь в чужой огород. Парня не ругай, похвали, он был аккуратен и исполнителен, времени у нас с тобой предостаточно. Юдин распорядился груз задержать — якобы из-за смерти главбуха требуется провести ревизию и что-то переоформить. Сказки. Так распорядился Гуров.
— Опять Гуров? — вспылил Валентино. — Ты считаешь, он подозревает?
— Он давно знает. Он сыщик и обучен отличать почерк преступников. Он лишь взглянул на нашу подпись, как понял, что имеет дело с наркомафией. Все понимаю, одно уразуметь не могу: зачем ему нужна война, которую он никогда не выиграет? Он знает, что не выиграет, а лезет.
— Может, он?.. — Валентино покрутил пальцем у виска.
— Каждый талантливый человек, твой покорный слуга в том числе, имеет определенный сдвиг по фазе.
— Его необходимо срочно…
— Пока плод не созреет, он не родится.
— Я тебе постоянно рекомендую…
Еланчук быстро встал, развязал и вновь завязал шейный шелковый платок. Интеллигентное лицо его вмиг осунулось и затвердело.
— Мне многозвездные генералы пробовали рекомендовать — не получилось. Я могу уйти.
— Ты знаешь, от нас не уходят. Наш союз заключается на земле, расторгается только на небесах.
— Уйди отсюда! И никогда, никогда не пугай меня! Я смерти давно не боюсь, и через семью ты меня не прихватишь! Я об этом побеспокоился, прежде чем встретился с тобой. Ты меня понял?
— Отлично понял, — миролюбиво ответил Валентино. — Не понимаю, с чего ты на стенку полез? Работай, я никогда больше не стану тебя торопить, — и вышел.
Ночью Еланчук спал плохо: все анализировал действительные причины своего срыва. Заявление, что союз с наркомафией расторгается только по причине смерти, не было новостью, поэтому взбесить уравновешенного, тренированного человека не могло. И только под утро, в полузабытьи, между сном и явью, он понял, что причина проста, лежит на поверхности. Он не желает разрабатывать убийство Гурова.
Сейчас, подписав никому не нужные бумажки, он начал искать выход из создавшегося положения. Он никогда никого не убивал и не занимался разработкой убийств. Гурова он не знает, не видел, но мужик ему симпатичен, видно — умница, даже талант; перед начальством не гнется, поэтому и ушел из системы. В принципе, сыщик — его, Еланчука, коллега, родственная душа. Еланчук чувствовал, вспоминая голос Гурова, понимал, что сыщик жестче и безжалостнее — он не мучается сомнениями, и если родственничек захватит Юрия Еланчука, то обязательно посадит.
Раздался телефонный звонок. Еланчук снял трубку и услышал знакомый голос генерала-кадровика, с которым беседовал, сдавая удостоверение.
— Юрий Петрович, только за-ради бога не возникай, — сказал генерал, стараясь придать своему голосу дружеские нотки. — Нам очень нужна твоя консультация по одному архивному делу. Приезжай на часок, не более… Хочешь, машину пришлю?
— Врешь ты все! — Еланчук почему-то рассмеялся. — Ты где сидишь? В том же кабинете? Закажи пропуск, я через полчасика подъеду.
— Здравствуй! — Генерал вытащил грузное тело из-за стола, пошел навстречу. — «Врешь ты все…» Недобрый ты, Юрий Петрович. А внешне не меняешься — молодой франт, как и был всегда.
— Чего такого крюка даешь, разговор трудный? — Еланчук опустился в массивное кожаное кресло, взглянул на портрет Ельцина. Портрет был меньших размеров, чем предыдущий, поэтому оказался как бы в рамке невыцветших обоев. Еланчук ткнул в него пальцем и сказал:
— Сколько людей висело на этом крючке, а ты все сидишь и сидишь.
— А не лазь высоко! — Генерал довольно хохотнул.
— Ну, давай, Степан Акимыч, напрямки, сам знаешь — тебе меня не объехать.
— Напрямки так напрямки, Юрочка. Скажи, в какое ты дерьмо залез, что тобой большие милиционеры интересуются?
— Мной? Точно? — удивился Еланчук искренне. В сознании его промелькнул Гуров, но гэбист лишь усмехнулся: что он знает? Кретин Отар назвал его имя-отчество. Никакого милицейского генерала не заставишь обратиться с таким дурацким запросом в соседнее ведомство. Да и почему сюда, какие основания?
Генерал смотрел на Еланчука испытующе, вертел толстыми пальцами лист бумаги.
— Заместитель милицейского министра интересуется, служил ли в первом или втором главке некий Юрий Петрович, фамилия неизвестна, видимо, полковник, возраст около сорока пяти, дальше твое описание — интеллигент и внешние данные, словно человек с тобой в соседних кабинетах сидел и ежедневно ручкался.
Еланчук ничем волнения не выдал, глянул на бумажку равнодушно, сказал: