Исповедь солдата

***

Заканчивался 1994-й год. Из писем родителей и друзей мы узнавали, что в стране бардак и беспредел, постоянные войны братвы друг с другом, а также убийства, насилия и грабежи. После прочтения оставалось ужасающее чувство: если на гражданке такое происходит, то что же тогда говорить об армии? До нас начали доходить слухи о серьезной войне в Чечне, и мы, как призывники, должны были принять непосредственное в ней участие. Я обрадовался этому и подумал – вот она, настоящая мужская служба! Но это были только слухи, а на данный момент была одна задача – пережить новый, 1995-й, год. В роту ещё пришли молодые ребята, призванные в армию в начале декабря, но легче не стало. Каждый вечер для нас превращался в сущий кошмар: кто отжимался, кто пресс держал. Несчастные, в число которых входил и я, были в стойке для приема ударов.

Но однажды мне повезло: три вечера я играл роль груши, с одним дедом в спортзале. Это лучше, чем в шатре – по крайней мере, на меня одевали хоть какую-то защиту. Я спал максимум по 3-4 часа. Физические нагрузки и избиения были изнурительными, беспощадными и, как мне тогда казалось, бесконечными. Страдали преимущественно грудная клетка, ноги, а возможные промахи шли по печени и селезенке, в порыве ненависти деды били и по лицу. Приходилось придумывать потом, где, когда и на что наткнулись, прикрывая тем самым творившиеся над нами издевательства. Это был замкнутый круг, порвать который было невозможно. От всех нагрузок и нервных срывов мой вес изрядно сдал. Я стал думать о том, зачем мне всё это нужно, зачем я пошёл в этот ГСН. Всё чаще я завидовал роте разведки – с большим бы удовольствием перевелся к ним, но время потеряно, увы…

Наступила морозная, снежная зима. Накануне новогодних праздников, на вечерней проверке, командир роты поставил вопрос ребром: «Кто желает ехать в Чечню – шаг вперед». Не помню, было ли время на обдумывание, но за доли секунды по моему телу пробежал страх, а внутренний голос твердил: «Какая война? Тебе всего лишь 18». Я не ожидал такого вопроса, но правая нога невольно шагнула вперед. Как и у всех, наверное.

Отъезд назначили на 12 января 1995 года. Немного подумав, я решил, что лучше ехать, в надежде, что на войне дедовщины нет. Судьба всячески отводила меня от этого шага, но идти в школу сержантов я отказался, так как хотел быть в первых рядах.

Какой же я был идиот…

Новый год наши деды справляли по полной программе, заодно пили за отъезд и слушали песню группы «Агата Кристи» «Я на тебе, как на войне, и на войне, как на тебе…» Но радость праздника была не у всех, ибо нас, молодых, просто разрывали на части. Катались верхом, заставляли друг с другом танцевать, петь и рассказывать на стульях стихи и анекдоты, а затем, когда алкоголь перешёл в другую стадию, начались удары руками, ногами, даже табуретками, не разбирая и не видя, куда бьют. Мне хотелось получить травму и попасть в больницу, только бы избавиться от этого ада. Но мне опять не везло: я выбегал на улицу и ревел, слезы текли градом от этой несправедливости, а главное – от безвыходности, мне было так плохо… В этот момент моя душа не принадлежала телу, от нервного срыва и физической боли я проваливался в небытие и не чувствовал ни рук, ни ног. Снова пришлось возвращаться к реальности. Под утро я чувствовал себя выжатым, как лимон. В общем, ночь прошла «весело», а для сна времени так и не нашлось.

Если выдавалась хоть какая-то минутка спокойствия, я думал о маме, друзьях, доме. Писать о тяжелой службе и о предстоящей войне я не стал, чтобы лишний раз не расстраивать родных. Просто в памяти мамы я хотел остаться упитанным и жизнерадостным, как во время присяги, а потом посмотрим… Всё оставшееся время мы готовились к отъезду. Конечно, о нас, молодых, речи не идет. Лично мне несколько дедов дали список с задачей укомплектовать всё к отъезду, и как я это сделаю за короткий срок, никого не волновало. Всё, что мне мама собрала на гражданке (а это зубные пасты, душистое мыло, шампуни, медикаменты), я отдал. Но, помимо этого, в моем РД (ранец десантника) деды забили место для своих запасных камуфляжей и личных вещей, не уместившихся у них. И так каждому. В общем, я поехал практически пустым, не считая зубной щетки, полотенца и запасного нижнего белья. Конечно, теплилась надежда, что всё должно измениться в лучшую сторону, как в кино: «Один за всех и все за одного!» – это одновременно подстегивало и стимулировало, война же. Мы выполняли всю тяжелую работу: таскали боеприпасы, все жизненно необходимые вещи, так как, возможно, придется быть какое- то время в землянках – хотя точной информацией по поводу последнего мы ещё не располагали.