Исповедь солдата

После нашего появления все оживились. Молодые, свежие, девственные души и нежные сердца отдавались на растерзание волкам, а на лице измученного истопника я увидел огромную улыбку, радость и искру в глазах. Теперь им будет намного легче, так как метаться и выполнять всю работу будем теперь мы, молодые духи. Мы зашли, построились. Нас начали рассматривать и расспрашивать о том, кто и откуда родом, как фамилия и каким видом спорта занимались. Один встал и подошёл для проверки формы одежды и сразу схватился за ремень, чтобы проверить, как тот натянут. Но, разумеется, после КМБ и расслабленного дня он просто висел. И тут началось: пресс, словесные оскорбления, что мы душары, и угрозы, что теперь нас ожидает настоящий ад. Мы быстро подтянули ремни, но этого было недостаточно. Нам приказали ещё снять и застегнуть их по голове таким образом, чтобы размер ремня в застегнутом состоянии был от подбородка до темечка. Разумеется, застегнуть ремень именно так смогли не все, и деды со злыми лицами начали орать и обещать, что через 3 дня они застегнутся. Проверявший наши ремни младший сержант начал отрабатывать на нас технику удара руками и ногами, не касаясь нас, на расстоянии около 5 сантиметров, а мы испуганно дергались и думали, что он ударит. Мы производили впечатление котят, попавшихся в свору псов. До этого момента я никогда ранее не испытывал такого страха и паники от безвыходности.

Я осознал, как страх коснулся моих мыслей,

Он превращал сердцебиенье в циферблат,

Душа и сердце уходили просто в землю,

Не задевая наших мозолистых пят.

Но я терпел, собрав всю волю в одночасье,

Сжав кулаки, не разжимая челюстей,

Хочу быстрей пройти сквозь детство во взросленье,

Минуя череду учений и преград.

Время подходило к ужину. Отведав домашней еды, деды в столовую не пошли, а мы построились и побежали туда. В одночасье я подумал: «Как же так, где офицеры?» «Почему такой хаос?» Но, вернувшись после ужина в казарму, я обрадовался. Оказалось, что три последних дня и ночи мы будем заниматься сбором всех своих вещей, чтобы в роту ГСН явиться уже в новой камуфляжной форме, в полной готовности. Всё происходило в спешке. Раньше такое было очень редко, если только куда-то спешили, а теперь – передвижение по всему расположению части. Ну что ж – бегом, так бегом.

В казарме нас построили. Я успокоился, подумав, что сержант сейчас уйдет. Но не тут-то было. Последовал приказ «Вспышка с фронта!», «Вспышка с тыла!» – это команда раздавалась при взрыве гранаты, и в этот момент надо быстро лечь ногами к взрыву, накрыв голову руками. Подобное упражнение мы проделывали и раньше, на КМБ, но не в таком быстром темпе, как здесь. Места на взлётке (свободное место внутриказарменного коридора для построения, центральный проход – прим. ред.) для всех не хватало, было тесно. Все ошибались, так как команды произносились быстро и резко.

Сержант громко орал и всех оскорблял. Не отдохнув, мы встали в позу отжимания, обязательно на кулаках. Кто сильно задирал зад к верху, стараясь со всей силы, тот получал по пятой точке бляхой. Это первая сильная нагрузка за всю нашу службу, но, со слов сержанта, слабая и далеко не последняя. Пот лился ручьем, ведь мы даже не разделись, были в шинелях и зимних шапках. До этого момента я не любил, когда в роте оставался дежурный офицер, который вечно всех напрягал. Но теперь я молил Бога о том, чтобы хоть кто-нибудь зашёл в расположение, – правда, безуспешно. Состояние было тяжелое, тем более после принятия еды. Это изнурительное «физо» продолжалось около 50 минут, мы буквально дохли от перенапряжения. В конце концов, сержант оставил нас в покое. Но тут произошло другое: то ли от объедания, то ли от сильной резкой нагрузки у большинства начались рвота и понос, а харчи метали дальше, чем видели. Конечно, домашняя мясная еда, после месяца сухой каши, дала о себе знать, благо, меня этот кошмар особо не коснулся. До постели я всё же добрался, но чувствовалось какое-то раздвоение личности. С одной стороны, я был рад чистой белой постели, было сильно желание продлить ночь, а с другой – боялся наступления нового дня.