Исповедь Сатурна

— Нет, — возражаю я Косте, — не лучше. Они бы тебя и там достали. Ты лучше послушай меня, как тебе быть. И постарайся все запоминать с первого раза. От этого зависит теперь не только твоя жизнь, но и наши с Сашей жизни. И учти, что они могут позвонить от моего имени или от имени любого человека. Ты будешь думать, что говоришь со мной, тогда как разговаривать будет совсем другой человек. У них есть такая подлая штука, называется голосовым синтезатором. Если ты звонишь мне, называй число пятьдесят. И я буду знать, что это твой шифр. А если звоню я, то буду называть число сорок пять. Это будет мой шифр. Только два числа.

— Зачем такие сложности? — возражает Костя. — Я думаю, что мы друг друга и так узнаем.

Не нравится мне, что есть в нем этакое упрямство. Молодой и горячий, каким я был когда-то. Только жар молодой быстро остывает. Или его остужают насильно, смотря по обстоятельствам.

— Ты меня послушай, — вздыхаю я, понимая, как много нам еще нужно сказать друг другу. — Если все будет нормально, мы с тобой еще поговорим обо всем, Костя. И о моей прежней жизни, и о твоей матери, и о том, кто был прав.

— Я и так знаю, что ты был не прав, — вдруг говорит он очень тихо, — не нужно было нас одних оставлять. Мне в школе ребята проходу не давали, все время дразнили, что у меня нет отца. Живого отца. И я ничего им сказать не мог. Умер ты или погиб. Или, может, тебя никогда не было?

Я молчу. Конечно, он прав. Когда-нибудь я ему все расскажу. Но сейчас не время. Нужно решить, как его спрятать, это сейчас важнее всего.

— Потом мы обсудим и это, — твердо говорю я ему, — а сейчас послушай меня. Запомни наши числа и никому не говори про них. И никому не доверяй. Нужно сначала осмотреться, а потом действовать. Поэтому я придумал, как нам поступить.

ОЛД-ТАУН ЗА ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ДО ОПИСЫВАЕМЫХ СОБЫТИЙ

Барлоу позвонил мне и сообщил, что согласен быть гарантом моей безопасности. Более того, он пообещал организовать мне встречу с одним из «заказчиков». Это меня несколько удивило и озадачило. Получалось, что Барлоу слишком легко согласился на все мои условия. Почему он на это пошел? Ведь было очевидно, что я им нужен не только в качестве специалиста по устранению неугодного свидетеля, но и в качестве идеального объекта, которого можно будет устранить сразу после выполнения заказа. Никто не знает о моем прошлом и никто не догадается, почему я неожиданно попал в автокатастрофу или погиб от случайной пули во время банальной полицейской перестрелки. Организовать могут все что угодно. Тем более полиция штата не станет идентифицировать меня с наемным убийцей, увидев мой протез. Когда-то отсутствие руки было моим самым прекрасным алиби. Теперь это стало важным элементом моей подставки.

Гадал я недолго. Уже на следующий день Барлоу и двое его громил, среди которых был Трошин, повезли меня на встречу. Мы почему-то поехали не в Огасту, а к побережью, до которого было чуть больше ста километров. В пути все молчали. Мне не о чем было говорить с Барлоу и его людьми, а они, очевидно, не хотели беспокоить меня лишними расспросами. Они ведь знали, какой козырь держат у себя, и готовились его выложить на обратном пути.

Мы приехали на побережье и остановились около небольшого одноэтажного дома, выходившего окнами на берег. Здесь уже были две машины и несколько неизвестных мне людей. Я сделал вид, что вхожу в дом, но на всякий случай присмотрелся к каждому, стараясь запомнить их лица. Они мне еще пригодятся. Оглобли среди них не было. Очевидно, мафия не испытывала недостатка в людях. Светило солнце, вокруг носились чайки, гдето далеко играли дети и были слышны их голоса. А я в сопровождении своих провожатых вошел в дом, где царил полумрак. За столом сидел мужчина с изжеванным, мятым лицом и какими-то потухшими глазами. Он с непонятным интересом взглянул на меня и показал на стул:

— Садитесь, — предложил он по-английски.

Я сел. Барлоу уселся рядом, а его люди вышли из комнаты.

— Вы хотели со мной поговорить, — сказал этот тип уже по-русски.

Он говорил безо всякого акцента, как человек, долгое время проживший в России. Я пригляделся. Если человек с таким лицом — глава мафии, то я — папа римский. Скорее, он советник главы мафии. У него хоть и потухшие, но чрезвычайно умные глаза. Нужно сразу дать им понять, что со мной нельзя играть. Я уже видел и «паханов», и «авторитетов». Итальянская «коза ностра» или китайская «триада» меня еще могли обмануть, подсунув вместо шефа его советника. Но не наша мафия. Этих я чую за версту. От настоящего авторитета должна исходить энергетика силы. Настоящей силы. Иначе Барлоу не сел бы так бесцеремонно в его присутствии.

— Я хотел поговорить с шефом, а не с вами, — отвечаю я ему и вижу, как он удивленно и уже с большим интересом смотрит на меня. Помолчав целую минуту, он спросил:

— И почему вы решили, что со мной не стоит разговаривать? Вам не понравилось мое лицо? Или мой внешний вид? Почему вы решили, что я не могу быть шефом?