– Я так много говорил о себе, а ты молчала, – услышала Мира голос Антона и перестала терзать себя размышлениями. – Может, поменяемся местами? Теперь ты расскажешь о себе, а я послушаю.
Она колебалась. Выворачиваться наизнанку перед малознакомым мужчиной… Да еще тем, в ком заинтересована… Стыдно. Но Мира понимала, что, если покажет Антону свою слабость, он проникнется к ней. Значит, надо выдать историю своей жизни в варианте «уси-пуси». Понятное дело, госпожа Салихова никому не рассказывала о том, что стала виновницей смерти супруга, но остальные факты не скрывала. Мира была правдивым человеком и, если ее вызывали на откровенный разговор, ничего не выдумывала, не интересничала, себя не выгораживала и не клеймила позором тех, кто разбивал ей сердце. Но сейчас она решила изменить себе.
– Мои родители умерли, когда я училась в институте. Заморили себя голодом в знак протеста…
Ее монолог был кратким, но очень страстным. Мира даже слезу пустила, причем осознанно. Ревела она обычно от злости, а никак не из жалости. Но Салихова оплакала. И себя, молодую, одинокую, брошенную на произвол судьбы сначала матерью с отцом, затем мужем. Ведь он так же, как и они, сам виноват в своей кончине. Только родители себя голодом морили, а Салихов травил алкоголем.
Антон Мире сочувствовал, но утешить не пытался. А Мире так хотелось, чтоб он обнял ее, прижал к себе.
Они допили вино. Госпожа Салихова сходила за «Бордо», но перелила его в бутылку из-под «Саперави». Антон разницы не почувствовал. Да и Мира тоже. Вино и вино.
Под вторую бутылочку поговорили об общем прошлом. Том самом, в котором Антон был поп-звездой, а Мира его почитательницей. Он как будто даже вспомнил ее. И заметил, что всегда тянулся к таким, как она, «наполненным», но таких бы ему Аэлита не простила, и он подпускал к себе «пустых».
Когда и вторая бутылка опустела, Мира решила, что хватит полоскать кишки (Салихов употреблял это выражение, он же научил ее пить водку), и принесла «Блек лейбл». Оба были под легким хмельком и считали, что чуточку вискарика не повредит. Тем более они градус повышают, а не понижают, а это вроде как правильно.
– Ты составил план на будущее? – спросила Мира после того, как они пригубили виски.
– Не точный.
– Посвятишь в него?
– Есть у меня знакомый, который может фальшивый документ сделать. Обращался к нему уже. Закажу загранпаспорт и, как готов будет, свалю из страны.
– Долго его делают?
– От многого зависит, но больше от денег. За десять штук баксов организуют хоть завтра. Но у меня столько нет, поэтому придется подождать. Думаю, дней пять, максимум семь.
– А в эти пять, семь дней ты…
– Буду передвигаться к границе с Китаем. Не самолетом или поездом, а на перекладных. Хотя сейчас даже в междугородные автобусы фиг сядешь без документов. В кассах требуют паспорт. Но всегда можно договориться. Еще есть электрички. И автостоп никто не отменял.
– То есть ты собираешься осесть в Китае?
– Хочу там побывать как минимум. Если понравится, то и осесть. У меня дед китаец, – признался Антон. Мира и до этого видела в его лице азиатчину, но думала, что за это спасибо татаро-монголам, которые несколько веков назад «попортили» русичей. – Я его плохо помню. Только его рассказы о родине. И так мне всегда хотелось в Поднебесную! Но когда появилась возможность путешествовать, летал куда угодно, только не в Китай…
– Но если ты начнешь передвигаться к Поднебесной, то как получишь свой паспорт?
– Пришлют, куда нужно. Службой доставки, почтой, курьером.
– А если дождаться документа в Москве? А получив его, взять обычный пакетный тур и улететь на Хайнань, к примеру?
– Это проще, удобнее, но… Опаснее. Аэлита может вычислить меня. И найти. Лучше замести следы…
– Антон, если ты останешься у меня, то бояться нечего. Живи. Я буду помогать.
Всесильной Аэлиты Мира не боялась. Она – страшилка Антона, не Миры. А если эта женщина нагрянет, госпожа Салихова не оробеет. Не таких, как говорится, видали! Ноги Мире не простреливали, но утюг на спину ставили. Причем не пытали, а скорее хулиганили. Потому что было это не в начале девяностых, а в конце, когда даже бандиты стали цивилизованнее… Или изобретательнее! Какой утюг? Когда можно ввести в вену вещество, от которого тебя будет ломать так, что лучше сдохнуть, чем терпеть. Его, кстати, Мире тоже вводили. Но она все выдержала. Так ей ли бояться какой-то Аэлиты?
– Ты такая замечательная, – прошептал Антон. Он расчувствовался, и на его глазах выступили слезы. Это все вино, подумала Мира. Но стала желать Антона еще больше. Она обожала чувствительных мужчин. – Я безмерно тебе благодарен, но я не могу злоупотреблять твоей добротой. Уеду сразу, как решу вопрос с паспортом.
– То есть завтра?
– Скорее всего.
– А если я скажу, что прошу тебя остаться не из сострадания к тебе, вернее, не только из-за него?
– Я тебе не поверю.