Исповедь мага

– Боишься умереть. Ты маг, Маркус, маги не боятся смерти. Съеденный крысами Анвед рассказывал о том, что маги после смерти переносятся за завесу, где продолжают жизнь, церковь Арто – это иллюзия, лжепророки и лжесвидетели чудес возвели культ после Калантарийской малярии, объявив его богом. Но Анвед верил в богов, которые создали и этот мир, и людей, и самого Арто.

– Ты про еретиков, которые восхваляют Дневу и её братьев? – спросил Маркус.

– Да, так он называл их. Он говорил, что они берегут своих детей. А после гибели дают лучшую жизнь вне тленного тела.

– Удобное оправдание для того, кто ни черта, подобно мне, не смог сделать в жизни, а так желаешь умирать не куском никчемного дерьма в лапах инквизиторов.

– Может и так, а может он и прав. В любом случае осталось дождаться рассвета. и мы с тобой сами сможем все узнать, Маркус.

– До чего ты занудный ублюдок, Язавед! Ты десятилетия в темницах, неужели ты никогда не хотел жить нормально, сбежать? Вырваться из крючковатых пальцев режима?

– Нет, Маркус. Не хотел – старик тяжело вздохнул. – Не хотел, потому что и не представлял, что где-то и с кем-то может быть по-другому. С детства я чувствовал вкус собственной крови в горле, терпел избиения, слышал насмешки. Маленький человек быстро привыкает к такому отношению и считает это нормой. Когда становился старше, меня все чаще лишали обычной еды. В те моменты, когда нутро у тебя горит, а живот сводит, ты не думаешь о побеге, а мечтаешь о куске черствого, пахнущего плесенью хлеба, представляешь то, как он размокает у тебя на языке, как ты грызешь его своими болящими зубами, а потом он проваливается в бездонный желудок, Маркус. Никто никогда не думал о побеге. В моменты, когда после очередного истязания, тебя накачивают эликсирами и отводят еще юного в постель к надзирателю, где он глумится над тобой на пару со своей подружкой, ты не думаешь о побеге, Маркус. Когда во время опыта тебе опять ломают кости, накачивают эликсирами, что голова готова лопнуть от боли, а нутро выворачивает, и ты лежишь в этом по несколько дней, пока инквизиторские ученые мужи что-то пишут, вкалывают тебе, а их маги читают странные заклинания, ты не думаешь о побеге, Маркус. Все, о чем ты думаешь – это голод и смерть. Чем быстрее ты навечно сомкнешь глаза, тем быстрее ты обретешь счастье, тем быстрее сможешь почувствовать вкус хлеба или фасоли на том свете, но никогда, ни единожды, в твою голову не придет мысль сбежать из крючковатых лап режима!

– Мне жаль тебя, старик – неожиданно для самого себя выдал парень.

Жалость – такое интересное слово. Я читал в книге о жалости, но поверь мне, я не знаю, что такое жалость.

– Больше всего меня пугает в тебе, Язавед, не твой изувеченный вид, не скорая кончина на костре, а твои слова, каждый новый рассказ. Ты заставляешь сердце сжиматься сильнее, а по спине пробегают мурашки, жалость, и непонимание. Но среди всего твоего разговора я понимаю только одно – ты не можешь быть человеком. Ты монстр. Холодный монстр, замученный собственными создателями. Твой рассудок – вот что по истине интересно, ты умудрился сохранить его, не сойти с ума.

– Мой рассудок уже давно находится за пределами этого тела, этих стен. Нет, Маркус. Я не человек, я тот, кто вырос в агонии, боли и вечной сырой темноте подвальных клеток. – Монстр, еретик, неудавшийся эксперимент без права голоса, жизни и будущего…

Старик замолчал, он медленно закрыл глаза, и Маркус услышал, как тот плачет. Он ничего не хотел больше говорить Язаведу, так же как и не хотел его слышать. Спасти себя не было возможности, сердце продолжало трепыхаться обезумевшей птицей, загнанной в клетку, и слезы старика, добавили только ужас в сознание парня. Он безмолвно продолжал лежать на гниющей, холодной соломе, слушая всхлипывания и писк проголодавшихся крыс, которые продолжали рыться в соломе в поисках остатков некого Анведа. Он представлял то, как огонь заберет его. Пропалит тело, наполнив большей болью, чем есть сейчас. Пытался кричать, не взирая на разрывающую боль, в попытках отогнать от себя страх и пропитанные ядом мысли. Парень пытался вспомнить лицо отца, которого больше не было рядом с ним, но вдруг, когда старик затих, неожиданно для самого себя, он задал вопрос:

– Почему они казнят тебя?

Язавед медленно поднял голову и посмотрел в сторону трясущегося от страха, холода и боли Маркуса. Потом посмотрел на кривые обрубки вместо ног и тихо произнес:

– Я больше не нужен.

– В каком смысле ты больше не нужен?

– Вот так бывает. Маг сгорает, когда больше не нужен миру.

– Миру? Ты старик вообще никому с рождения не нужен, о каком мире ты говоришь? – злобно даже для самого себя усмехнулся парень.