Исповедь девственницы

Утро встретило меня сушняком и больной головой. И то, и другое прошло к первому уроку, хотя я надеялась, что в школе от меня будет разить перегаром и все решат, что я очень крутая. Но омлет на завтрак убил остатки вчерашнего угара, и в класс я вошла, как обыкновенная серая мышка. Контрольную по математике я завалила, но не это волновало меня сейчас больше всего. Я ждала последний урок – физру. Мне впервые предстояло явиться перед своими одноклассниками в купальнике. В бассейн наш класс ходил уже полгода, но я была освобождена от его посещения. До двенадцати лет я занималась плаванием, у меня был третий взрослый разряд, и наш физрук Эдуардыч освободил меня от бассейна в знак уважения к моим спортивным заслугам. Но на зачёт придти надо было обязательно.

Специально для этого события я купила новый купальник. Старый был мне немного мал и весь выцвел.

Физкультура у нашего класса проводилась в бассейне недалеко от школы. Именно в этом бассейне я и тренировалась в детстве. Пока мои одноклассники переодевались, я прошлась по знакомым коридорам, вспомнила былые времена и погрустила.

В раздевалке я с большим трудом и надеждой натянула на булки новый купальник, повертелась перед зеркалом, оценивая масштаб бедствия, и вышла на бортик, на котором уже собрался весь наш 11 "В", исключая Макса и некоторых ребят.

– О, Митрофаниха нарисовалась, – громко сказала Орловская, смерив меня оценивающим взглядом.

Весь класс посмотрел на меня и тоже смерил взглядом.

– Фу, волосатая какая, – глядя на мою промежность, поморщилась Агапова, верная собака Орловской.

Весь класс вслед за Агаповой тоже уставился на мою промежность.

Ну да, какая есть. Куда же мне их девать. Я как-то воспользовалась бритвой отчима и сбрила волосы в подмышках, но Ирка Степанова мне потом сказала, что они от этого будут гуще расти, и я больше не экспериментировала со своей растительностью.

– Митрофанова сиськи в раздевалке забыла, – сообщила Орловская толпе, окружающей её, и толпа захихикала, посмотрев туда, где у меня должны были находиться сиськи .

– Зато ты у коровы одолжила, – огрызнулась я.

– Завидуешь? Завидуй молча, – в свою очередь отреагировала Орловская и демонстративно засмеялась.

Во дура, – подумала я, – вышла на зачёт в раздельном купальнике. Он же слетит с твоих буферов, как только ты сиганешь с тумбочки в воду. Или расчёт именно на это?

Наконец на бортик вышел Макс в компании нескольких ребят. Как же хорошо, что он не присутствовал при этой перебранке, которая кончилась явно не в мою пользу.

Макс выглядел шикарно. Широкие мощные плечи, длинные руки с развитыми бицепсами, пресс с кубиками и огромный выпирающий бугор в чёрных плавках.

К нему тут же подскочила Орловская, выпятив сиськи. Макс краем глаза посмотрел на неё и прошёл, не задерживаясь, к группе одноклассников, стоящих в сторонке. На меня он, к моему огорчению, даже не взглянул. Ну ничего… Вот поплыву, как богиня, как торпеда, сразу все обратят внимание.

На бортик вышел Эдуардыч с журналом в руке и модным электронным секундомером на шее. В свои сорок с небольшим он имел довольно подтянутую фигуру и весьма потрёпанное алкоголем лицо.

– Та-ак, чемпионы, готовы к страшным подвигам? – бодро проговорил он.

– Константин Эдуардович, а на тройку за какое время надо проплыть? – ангельским голоском прочирикала подскочившая к физруку Орловская, выставив вперёд свое вымя.

– На тройку… – задумчиво ответил Эдуардыч, просмотрев на Орловский бюст, – проплывут не все. Особенно в раздельном купальнике.

– У меня другого нет! – фальшиво расстроилась Орловская.

– Так, первыми плывут женщины. По три штуки, – перешёл к делу физрук. – О, Лера, ты здесь! Хорошо…

Эдуардыч, заметив меня, потеплел. Я была единственная, кого он считал человеком. Видимо, за мою профессиональную, хотя и оборвавшуюся слишком быстро, спортивную карьеру.

– Плыви в первом заплыве и можешь быть свободной.

Я покорно кивнула.

– Первый заплыв!.. – прокричал на весь бассейн физрук, – Степанова, Митрофанова, Губерман.

Ирка Степанова была моей подругой, одной из немногих. Хотя, как подругой… Скорее, приятельницей. Она была абсолютно беззлобной и занималась в музыкальной школе. Она нравилась мне за детскую непосредственность во всех вопросах и спокойное, даже буддистское, отношение к жизни. Одним словом, ей было на всё насрать.

Мила Губерман была тощей глистой с выпирающими коленками, нервозной, плаксивой и тихой. Но даже у неё, чёрт побери, были сиськи!

Я медленно и профессионально протёрла языком стекла плавательных очков изнутри и встала на среднюю дорожку. Краем глаза я увидела, что далеко не все обратили внимание на наш выход. Кучка ребят, стоявших поодаль, говорила о чем-то своём. Среди них был и Макс. Но как же мне было нужно, чтобы он сейчас смотрел на меня!

Я, чтобы привлечь его внимание, стала, разминаясь, вращать руками.

– О, Митрофанова сейчас рекорд поставит! – крикнула Орловская и заржала, как лошадь.

– Внимание! – пробасил физрук, – все подошли сюда, два раза повторять не буду.

С этими словами все, в том числе и Макс, подошли ближе.