Исполнитель

«Здесь остановись. Самое место для переправы. Между постов, и на том берегу тоже»

Первей остановил Гнедка, спешился, проверил подпругу. Прислушался. Где-то на том берегу невнятно раздавались голоса. Рыцарь усмехнулся — очевидно, там тоже принимали меры против сырости. Вообще-то в засаде положено сидеть тихо.

Небо между тем уже теряло остатки серого света, сочившегося из-за облаков, сумерки сменяла непроглядная осенняя ночь.

«Пора, мой родной»

Рыцарь вздохнул и начал раздеваться. Уложив всё в кожаные дорожные мешки, потуже затянул горловины, знобко повёл плечами — прохладно, однако… Взяв Гнедка под уздцы, осторожно повёл его сквозь кусты, раздвигая колкие ветви и щупая дорогу босой ногой… Ух, вот это водичка!

Конь и человек погрузились в воду без единого всплеска и поплыли к противному берегу, двигаясь наискосок, чтобы не тратить сил на борьбу с течением. Только не фыркай, друг мой, мысленно заклинал коня Первей, чувствуя, как холод понемногу сковывает мышцы. Нельзя фыркать, звуки очень хорошо разносятся над водой…

Тропа на том берегу оказалась будто зеркальным отражением оставленной — те же кусты ракитника, так же тянется вдоль берега. Выбравшись из воды, рыцарь первым делом сделал дюжину энергичных приседаний, размахивая руками, и лишь согнав окоченелость, принялся развязывать мешки. Одевшись, снова принялся приседать — надо же, до чего холодна вода…

«Куда теперь, Родная?»

«Вперёд, мой милый. Теперь только вперёд!»

* * *

Тёмная жижа чавкала под ногами, и Гнедко то и дело негодующе фыркал — куда ты завёл меня, хозяин? Первей, идущий впереди, осторожно нащупывая тропу, покрепче сжал повод и виновато улыбнулся. Потерпи, друг мой, тут уже недалеко. А вообще-то ты прав — гиблые места. Не приведи Господь человеку, не слышащему Голоса Свыше, оказаться глубокой осенью среди Пинских болот.

Где-то в недрах болота зародился невнятный, утробный звук, и погас, задушенный разлитым вокруг безмолвием. Не пели птицы, не квакали лягушки, не шумела листва. Мёртвое время… Интересно, как он тут живёт?

«Слушай, Родная, а он не того, этот дед? Спятить в такой обстановке плёвое дело, если жить одному…»

«Можно подумать, другие местные селяне в это время года резвятся среди райских кущ. Всё равно после того, что случилось, у него не было выбора. Зато у него есть то, чего нет у других — свобода»

Первей вздохнул. Ничто не даётся даром. И каждый платит свою цену…

За ночь им удалось уйти довольно далеко от реки, где было полно дозоров. Рассвет застал рыцаря на краю топи, и ещё почти полдня ушло на то, чтобы соорудить себе и коню плетёные мокроступы, гениальное изобретение, коим жители болотного края пользуются с незапамятных времён. Напоминая дно корзины, мокроступы обувались поверх сапог — или копыт, это уж у кого что имеется — сильно увеличивая площадь опоры. Без этих штуковин конь и его хозяин, очевидно, уже барахтались бы в липкой жиже, тщетно пытаясь выбраться.

Снова послышался сдавленный утробный звук, плавно понижаясь до грани слышимости. В ответ раздался клекочущий хохот, оборвавшийся на полузвуке. Конь нервно всхрапнул, кося глазом.

«Выходит, не всё живое уснуло в этом болоте до весны?»

Пауза.

«Живое — всё. Вот только мир сей не ограничен живущими»

Первей невольно поёжился.

«Уж не хочешь ли ты сказать?..»

«Именно это я и хочу сказать. И не пытай меня попусту, мой милый — я знаю только то, что мне позволено знать. В любом случае не стоит проверять, что именно случиться с человеком, оказавшимся в этих краях ночью, вне крепких стен и защиты домашнего очага. Впрочем, мы уже пришли»

Действительно, грязь перестала чавкать под ногами, болотные мхи сменяла густая пожухлая трава. Деревья тоже изменили свой вид — вместо чахлых кривых уродцев кругом росли вполне нормальные дубы и сосны. Островок среди топей, дело обычное…

Жилище, открывшееся взору, выглядело столь необычно, что Первей только головой покрутил — надо же, до чего разнообразной может быть человеческая фантазия…

Избушка покоилась на трёх неохватных каменных столбах-монолитах, высотой в рост взрослого человека, серых и замшелых. На камнях проглядывали какие-то полустёртые письмена, начертанные древними рунами. Само строение было невелико — пять шагов на восемь, не больше — но сработано весьма крепко. Пол из плотно пригнанных брёвен, почерневшие от времени стены, и даже крыша была крыта не камышом, как этого можно было ожидать от болотной постройки — мелкие брёвна, явно извлечённые из толщи торфяника. Первей был наслышан от бывалых плотников, что такое дерево порой приобретает твёрдость камня, пролежав не одну сотню лет — тут всё зависит от породы. К двери была приставлена широкая тесовая доска, толщиной в полторы ладони, не меньше, с набитыми на манер ступенек перекладинами. Ни дать ни взять корабельные сходни. Чуть подальше земля была перекопана, указуя месторасположение огорода, и уже на самом противоположном краю виднелась приземистая банька, по виду ничем не отличавшаяся от обычных сельских банек коренной Руси. От баньки тянуло дымком.