Исполнитель

Рыцарь не сдержал улыбку. Надо же, проверяет его бабуля. Всё правильно, всё верно — в нынешние лихие времена осторожность прежде всего… Мало ли что назвался он знакомым свояченицы бабушки Аграфены, Клавдии… Откуда ей знать, бабушке Аграфене, что Голос Свыше может сообщить Первею не только приметы, но и где именно и как болит у мужа свояченицы.

— Да вроде не жаловался он на поясницу-то. Вот с гузном нелады у него, это да. К тому же не Федот он вроде как, а Фёдор, да не Евграфыч, а Евстигнеич.

Хозяйка окончательно смутилась.

— Ну, давай ино коня-то твоего напоим-накормим, Первей… прости, как по-батюшке-то, не упомнила…

— Северинович, — вновь улыбнулся рыцарь.

— То-то я и вижу — из коренных русичей ты ликом, даром что платье немецкое.

Хлопнула калитка, и во двор не вошла даже, а влетела босоногая девушка с пустой корзинкой.

— Ой, бабуля, глянь, сколько выручила… Здрасьте, господин! — смутилась она, обнаружив гостя.

— Здравствуй, Мария, — улыбнулся ей рыцарь.

— Как знаешь её, батюшка? — удивилась старушка.

— Так Клавдия ваша и упоминала, — теперь Первей улыбался совершенно бесхитростно.

Мария, смутившись окончательно, проскользнула в хату. Рыцарь проводил её взглядом. Ну вот и первое действующее лицо в деле, ради которого он прибыл в сей город. Ниточка от клубка… А впрочем, обо всех этих тонкостях пусть думает Голос. Он всего лишь Исполнитель.

* * *

— … Это ж надо, чего на белом свете делается, тц-тц-тц!

Солнце било в единственное оконце о девяти стёклышках, судя по виду и размеру, бывших некогда частями довольно крупной посудины. Бабушка Аграфена, Мария и Первей сидели за чисто выскобленным столом, уставленным глиняной и деревянной посудой с немудрёным угощением, причём рыцарь, как и положено вежливому гостю, развлекал хозяек разнообразными новостями из внешнего мира. Бабушка ахала, внучка блестела глазами — вот, оказывается, сколько всякого интересного происходит среди людей…

Стукнула калитка, грузные, уверенные шаги протопали по двору. Собаку бабушка и внучка не могли себе позволить ввиду крайней бедности — самим бы с голоду не помереть… Ага, похоже, тот самый гость пожаловал… Давно пора!

Четверо мужиков ввалились в хату, не снимая шапок.

— Здорово, бабка Аграфена! — зычно произнёс тот, который впереди, самый представительный, перепоясанный шёлковым кушаком. Бабушка и внучка разом сникли.

— Здравствуй, батюшка Еремей Глебыч… — старушка старалась, чтобы голос не дрожал, но получалось у неё плохо.

— Догадываешься, за каким делом пожаловал? — толстяк оглядел горницу и важно, без приглашения сел на лавку. — Должок за тобой, бабка, и за Марией тоже. Все сроки вышли.

— Нет у нас сейчас, Еремей Глебыч…

— Ну, на нет и суд есть, — переиначил поговорку толстяк. Повозившись, достал из-за пазухи свиток плотной бумаги, развернул. — Читай, коли грамотная.

Аграфена Лукинична дальнозорко всматривалась в грамоту, шевеля губами. Внезапно ойкнула и побледнела, как полотно.

— Кабальная запись… да что же это… ведь не было такого уговора, Еремей Глебыч!

— Раз бумага есть, то и уговор тож. Твоя закорючка внизу стоит?

— Не было такого! Ты сам туда вписал опосля!

— А ты докажь! — возвысил голос Еремей. — У меня эвон, послухи есть! [1] Так что собирай свою девку, у меня в дому жить станет. Ну а ты тут пока обретайся, вплоть до моего распоряжения. Вот так-то, Аграфена!

— Лукинична, — негромко подсказал Первей, чуть улыбаясь.

— А это кто ещё? — воззрился на него ростовщик, будто только заметил. Рыцарь вздохнул, медленно встал, взял с лавки меч в ножнах, привычно перекинул за спину.

— Думаю, мы сейчас всё это дело уладим. Ведь так, Еремей Глебыч?

Взгляды встретились, и Первей привычно вошёл в разум ростовщика.

— Не слышу ответа!

— Да… — твёрдым, вполне даже естественным голосом ответил Еремей.

— Ну вот… Однако, думаю, уладим мы всё это не здесь. Айда к тебе на двор, Еремей Глебыч, там и рассчитаемся. Аграфена Лукинична, зови-ка соседей — эти послухи от Еремея Глебыча, у тебя же свои должны быть, для надёжности.

— А Мария? — хлопая глазами, ошарашено спросила бабуля. — Она как же?

— Ну и Марию с собой возьми, — чуть улыбнулся рыцарь. — В таком деле каждая пара глаз не лишняя. Всё должно быть честно.

* * *

— … Вот это долг, это рост на него, а это вот пеня. Считай, Еремей Глебыч.

Ростовщик принялся считать, зрители же, довольно многочисленные, затаив дыхание следили за процессом. Что ни говори, а созерцание достаточно крупной суммы всегда занятие волнительное, будоражащее кровь и воображение. Впрочем, изначальная сумма долга бабки Аграфены была невелика, однако не шла ни в какое сравнение с суммой начисленных процентов и особенно пени за просрочку уплаты долга.

— Всё так? — чуть улыбаясь, спросил рыцарь.

— Всё так, — твёрдым, ровным голосом подтвердил Еремей. Чуть более ровным и твёрдым, нежели обычно… а впрочем, вряд ли кто-то заметит.

— Неси свои грамоты. Да все неси, какие есть, чтобы без утайки! — потребовал рыцарь, по-прежнему чуть улыбаясь.

— Хорошо, — по-прежнему ровно ответил ростовщик, поднимаясь.

Грамот оказалось много.